Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Следует отметить, что по вопросу о датировке табличек кносского «линейного письма Б» разгорелись жаркие споры. Хотя Эванс уделял немалое внимание стратиграфии (новое на тот момент понятие), то, что он подгонял рабочих, стимулируя их материально, уже само по себе никак не способствовало скрупулезному изучению археологических слоев и препятствовало ретроспективной «расшифровке» археологических данных, добытых из различных слоев. В 1960-х гг. моему бывшему научному руководителю при написании докторской диссертации в Оксфорде Джону Бордмену пришлось упорно отстаивать научную компетентность и честь Эванса, датировавшего кносские таблички временем ок. 1400 г. до н.э., в споре с решительно возражавшим ему филологом Л. Р. Палмером, который относил их к более позднему времени – ок. 1200 г. до н.э. (приблизительная датировка всех прочих известных экземпляров из материковой Греции и из других мест на Крите). Защита Бордменом точки зрения Эванса была признана всеми вполне успешной – во всяком случае, намного более успешной, нежели оборона самого Кносса от завоевателей с Балканского полуострова.
Эти завоеватели известны историкам как микенцы (даже если история и не знала их под этим именем), и им будет посвящена следующая глава. Но сначала бросим взгляд на Кносс. Политический расцвет Кносса (и Крита) падает на предысторический бронзовый век, однако «темные века» и период архаики (с XI по IX и с VII по VI столетия до н.э.) [9]ни в коей мере не стали бесплодными в культурном отношении, и на острове, согласно традиции, как грибы стали возникать полисы ( poleis). Согласно же другой традиции, лучше обоснованной и подкрепленной, Крит являлся страной законодателей и законов. Наглядные примеры у нас есть благодаря раскопкам агоры Дрера и относящемуся к концу VII в. до н.э. закону, начертанному на бронзе, из того же самого маленького города на востоке Крита.
В более поздние исторические времена Кносс возродился уже как греческий город, где существовал весьма важный культ богини плодородия Деметры. Среди относительно большого числа критских эпиграфических документов V в. до н.э. (наиболее знаменитый из них – свод законов из Гортины, что в центре Крита, начертанный на стенах храма ок. 450 г. до н.э.) есть фрагментированный текст примерно того же времени из святилища Артемиды в Тилиссе, согласно которому не только с Тилиссом, но и с Аргосом на Пелопоннесе (о нем идет речь в четвертой главе) Кносс связывал детально проработанный комплексный договор, затрагивавший среди других вопросов распределение военной добычи. Одно возможное объяснение для участия Аргоса в этом соглашении состоит в том, что этот город, как сообщают (и, вероятно, так оно и было на самом деле), основал две других колонии в эпоху «темных веков», в ХI – Х вв. до н.э. (точнее время неизвестно), сам же Аргос в данное время являлся дорийским городом. Во всяком случае, как это следует из анахроничного упоминания у Гомера, ко времени классики Крит был колонизован заново – на сей раз преимущественно говорившими на дорийском диалекте греческого языка иммигрантами (совершенно не обязательно завоевателями), которые пришли, чтобы остаться здесь.
Последующий расцвет Кносса продолжался. Возможно, до самого римского завоевания, оккупации и превращения острова в провинцию после 146 г. до н.э. [10]. Говорят даже об «имперском ренессансе» в римскую эпоху. Однако то, что могут здесь увидеть сегодня туристы – «опера, поставленная в дождливый вечер», как охарактеризовал это кто-то при мне, – по большей части продукт воображения сэра Артура Эванса.
Они прилепили маски к нашим лицам, трагические или комические. У нас нет зеркал, чтобы увидеть себя в них.
«Я смотрел в лицо Агамемнону» – так можно было бы кратко и броско передать суть сообщения, отправленного по телеграфу в греческие газеты в ноябре 1876 г. воодушевленным и глубоко ошибавшимся Генрихом Шлиманом, «сделавшим себя» прусским мультимиллионером и предпринимателем, превратившимся таким же способом в «раскопщика» [11]. Для любителя, влекомого честолюбивым желанием отыскать прототипов гомеровских персонажей, ошибка была неизбежной. Микены эпической «Илиады» Гомера удостоились персонифицированного формульного эпитета «златообильных», и Агамемнон являлся великим царем Микен, гораздо более могущественным, нежели другие правители царского ранга, объединившиеся для того, чтобы вырвать сбившуюся с пути истинного жену Менелая, брата Агамемнона, из роковых когтей разрушителя брачных уз Париса (известен также под именем Александра), принца из царской династии Трои. Шлиман, конечно, произвел уже раскопки и здесь и потому мог с полным основанием утверждать, что обнаружил на холме Гиссарлык господствующее над Дарданеллами со стороны азиатского берега единственное место, подходящее для гомеровской Трои, – если вообще существовало точное, единое и подлинное соответствие этому легендарному «обдуваемому ветрами» городу. Однако то, что Шлиман и его греческие рабочие обнаружили в Микенах в одной из шести богатейших шахтных гробниц, находившихся в пределах много более поздних (ок. 1300 г. до н.э.) городских стен, представляло собой красивую посмертную маску взрослого мужчины с аккуратной бородой и весьма выразительным лицом. Она датируется примерно 1650 г. до н.э., то есть задолго до времени, когда произошло то, что можно считать описанной у Гомера Троянской войной.
Микены были крупнейшим городом позднего бронзового века в Арголиде на северо-востоке Пелопоннесского полуострова, и достаточно трезво, точно и профессионально то, что его имя дали имя целой эре – микенской эпохе. Это произошло благодаря сочетанию археологических данных и текстов Гомера – прежде всего, конечно, результатов раскопок. Как мы уже видели, свидетельства археологии и филологии показывают, что ок. 1450 г. до н.э. грекоязычные захватчики с севера сокрушили Кносс. Эти воинские сообщества принадлежали к культуре, основой которой, как и у критской культуры эпохи поздней бронзы, являлись дворцы. Однако в то время как минойская культура выглядит чем-то сугубо мирным или по крайней мере внутренне гармоничным, правители Микен и других дворцовых центров микенской эпохи на материке к северу и югу от Коринфского перешейка [12](Фивы, Иолк, Пилос) отличались воинственностью и любили окружать свои резиденции мощными стенами (стены Микен имеют 6 метров толщины). Были грамотны или нет сами правители, но они располагали архивами, в которых хранились документы, составленные на примитивном бюрократическом варианте греческого письма, известного под названием «линейное письмо Б» (расшифровано в 1952 г., см. предшествующую главу). Знаменитое издательство «Thames & Hudson» когда-то включило книгу «Микенцы» в свою серию «Древние народы и страны» (это было рассчитанное на широкий круг читателей сочинение лорда Уильяма Тейлора). Однако микенцы не были народом в каком-либо аутентичном, органическом, засвидетельствованном в древности смысле.