— Может быть, это связано с теми людьми, что жили тут до нас, — рассуждала Гретель. — Они плохо себя показали, и начальство так рассердилось, что аж вышвырнуло их из дома пинком, и они полетели вверх тормашками — высоко-высоко! А на их место назначили человека, который умеет хорошо делать свое дело.

— То есть папу.

— Ну конечно.

Гретель всегда говорила об отце так, будто он не способен поступить неправильно. Папа же всегда добр к ней и каждый вечер, перед тем как она отправится спать, целует дочку, желая спокойной ночи. Не будь Бруно так сильно расстроен всем тем, что случилось с ним за день, он был бы справедливее к отцу и вспомнил, что папа и его целует на сон грядущий.

— Выходит, мы оказались в Аж-Выси, потому что людей, которые жили здесь до нас, уволили с работы?

— Именно, Бруно. А теперь встань с моего покрывала, а то запачкаешь.

Бруно вскочил и с грохотом приземлился на ковре. Звук, который он произвел, ему не понравился. Он был очень гулкий, и Бруно решил впредь поменьше прыгать в доме: как бы это строение не развалилось, обрушившись им на головы.

— Мне здесь не нравится, — в сотый раз произнес он.

— Знаю, ответила Гретель. — Но мы с тобой ничего изменить не можем, верно?

— Я скучаю по Карлу, Даниэлю и Мартину, — продолжал Бруно.

— А я скучаю по Хильде, Изабель и Луизе, — подхватила Гретель, и Бруно попытался припомнить, которая из них была самым гнусным чудищем.

— И по-моему, у здешних детей не очень дружелюбный вид, — добавил Бруно.

Гретель вмиг прекратила усаживать на полке одну из своих самых злобных кукол и уставилась на брата.

— Что ты сказал?

— Я сказал, что здешние дети выглядят не слишком дружелюбно.

— Какие дети? — озадаченно переспросила Гретель. — Ты о чем? Я не видела тут никаких детей.

Бруно повертел головой. Здесь тоже имелось окно, но, поскольку комната Гретель располагалась напротив комнаты Бруно, окно выходило совсем на другую сторону. Притворяясь, будто ничего особенного не происходит, он вразвалочку направился к окну, сунув руки в карманы штанов и даже насвистывая, хотя у него то и дело перехватывало дыхание. На сестру он не обращал ни малейшего внимания.

— Бруно? — окликнула Гретель. — Что на тебя нашло? Ты рехнулся?

Бруно не остановился и не обернулся, пока не добрался до окна, которое — о счастье! — оказалось достаточно низким, чтобы он смог выглянуть на улицу. А выглянув, увидел машину, на которой они приехали, а кроме нее еще три-четыре автомобиля, принадлежавших военным, работавшим под началом отца. Несколько военных торчали во дворе, они курили, пересмеивались и время от времени с тревогой поглядывали на дом. Выезд со двора почти сразу превращался в дорогу, огибавшую лес, — вот куда бы хорошо отправиться в исследовательскую экспедицию, отметил про себя Бруно.

— Будь любезен, объясни наконец, в чем дело? — строго потребовала Гретель.

— Там лес, — сообщил Бруно.

— Бруно! — рявкнула Гретель и столь решительно направилась к брату, что Бруно, отскочив от окна, прижался спиной к стене.

— Что? — спросил он, притворяясь, будто не понимает, о чем идет речь.

— Местные дети, — напомнила Гретель. — Ты сказал, что они не слишком дружелюбны.

— Ну, они такими кажутся. — Бруно не хотелось до личного знакомства со здешними ребятами судить их по внешнему виду; мама не раз предостерегала его от этого.

— Откуда здесь дети? — допытывалась Гретель. — Где они?

Бруно улыбнулся и двинулся к двери, делая знак Гретель следовать за ним. Сестра испустила глубокий вздох, но приглашение приняла. На миг она задержалась у кровати, чтобы положить на нее куклу, но передумала. В комнату брата она вошла, прижимая куклу к груди, но тут ее едва не сбила с ног Мария — горничная выбежала из комнаты, держа в руке нечто, сильно смахивавшее на дохлую мышь.

— Вон там. — Бурно уже стоял у окна. Он даже не позаботился проверить, рядом ли Гретель, настолько был поглощен разглядыванием детей. На какое-то время он напрочь позабыл о сестре.

Гретель вовсе не спешила к окну, хотя ей ужасно хотелось убедиться в правоте брата либо уличить его во лжи. Но что-то в его голосе и в том, как он смотрел в окно, встревожило ее. Бруно еще ни разу не удалось обмануть сестру, и она была почти уверена, что и сейчас он не водит ее за нос, но, глядя на Бруно, она вдруг почувствовала, что сама не знает, хочет ли на самом деле увидеть этих детей. Нервно сглотнув, она помолилась про себя: пусть Господь вернет их в Берлин сразу же, как только обозримое будущее превратится в обычное настоящее, а не через месяц, как считает Бруно.

— Ну что же ты? — Бруно обернулся. Сестра стояла в дверях, вцепившись в куклу, золотистые косы Гретель понуро спускались на плечи — самое время дернуть за них. — Не хочешь посмотреть?

— Конечно, хочу. — Гретель неуверенно шагнула к окну. — Отойди, загораживаешь, — приказала она, локтем отпихивая брата.

Их первый день в Аж-Выси выдался теплым и погожим. В тот момент, когда Гретель приблизилась к окну, из-за облака вынырнуло солнце, но скоро глаза привыкли к свету, да и солнце опять скрылось, и Гретель увидела именно то, о чем говорил Бруно.

Правда, там были вовсе не дети. По крайней мере, не только они. Маленькие мальчики и рослые парни, отцы и дедушки и наверняка дядюшки с двоюродными братьями. А еще люди совсем без родственников, которые бродили сами по себе, путаясь у всех под ногами. Словом, кого там только не было.

— Кто это? — выдохнула Гретель. Настал ее черед таращить глаза и складывать губы буквой О. — И что это за место?

— Точно не знаю, — ответил Бруно, чувствуя, что фантазиям сейчас не время. — Но здесь не так хорошо, как дома. В чем, в чем, а в этом я уверен.

— А где девочки? — продолжала удивляться Гретель. — И мамы? И бабушки?

— Может, они живут где-нибудь подальше, — предположил Бруно.

Гретель кивнула. Больше всего ей хотелось отвернуться от окна, но зрелище словно заворожило. Из своего окна она видела только лес, слегка мрачноватый, но вполне пригодный для пикников, если, конечно, в нем отыщется поляна неподалеку. Но с этой стороны дома открывался совершенно другой вид.

Впрочем, начиналось все довольно мило. Прямо под окном был разбит большой сад, полный цветов. Они росли ровными рядами, и за ними явно хорошо ухаживали, будто понимали, что выращивать цветы в таком месте доброе дело, как выставлять горящую свечу под карнизом замка, когда на окружающие топи опускается темная зимняя ночь.

За цветочными грядками пролегала асфальтированная дорожка с деревянной скамейкой — тут, наверное, хорошо сидеть, греясь на солнышке и читая книгу. К спинке скамейки крепилась табличка, но с такого расстояния Гретель не удалось прочесть, что на ней написано. Скамейка была повернута к дому, что выглядело бы довольно странно, если бы не привходящие обстоятельства, Гретель сразу сообразила, почему скамью расположили именно так.