наблюдаю за тем, как она с естественной, уверенной легкостью двигается за своим столом, чтобы убрать лист бумаги в ящик. Затем она прислоняется бедром к дубовой доске и выжидающе смотрит на Стеллу.

— Она готова начать вторую фазу, — говорит Стелла, указывая на меня.

Она бросает взгляд на свои черные наручные часы и добавляет:

— Не забудь подготовить ее к ужину. Они будут ее ждать.

— Что именно они… — начинаю я, но Стелла берет мою руку в свою и сжимает.

— Расслабься, Эмми. Обри здесь лучшая из лучших. Она приведет тебя в идеальную форму для презентации, и Мэтьюззы подерутся за то, кто на тебя сможет претендовать.

Ее гордая улыбка заставляет меня усомниться, осознает ли она, насколько странны ее слова.

Презентация. Претензия. Я действительно единственная здесь, кто считает, что это ненормальные термины для непринужденной беседы?

Мой взгляд перемещается на рыжеволосую Обри, чьи губы изгибаются, когда она замечает выражение моего лица. Затем ее зеленые глаза сканируют меня с ног до головы в быстрой оценке.

— Считай, что это сделано.

— Очень хорошо. Тогда я оставляю вас наедине.

Стелла кивает и выходит из комнаты.

Обри наклоняется, поднимая плетеную корзину со сложенным белым полотенцем и мочалкой, накинутыми поверх других предметов, которые я не могу разобрать. Она протягивает ее мне.

— Для тебя.

— Спасибо.

Я беру корзину и заглядываю внутрь.

— Частные ванные комнаты находятся дальше по коридору слева. Пока ты будешь пользоваться предоставленными средствами гигиены, но сегодня вечером ты можешь составить список любых конкретных предметов, которые тебе понадобятся, и я соберу их для тебя завтра.

Она еще раз окидывает меня взглядом вверх и вниз, и качает головой. Что-то в этом взгляде побуждает меня вонзить обгрызенные ногти в плетеную ткань, пока они не скроются из виду.

— Не знаю, как ты здесь оказалась, Эмма…

— Эмми.

— …но к тому времени, как я закончу с тобой, ты будешь сиять ярче, чем блеск для губ Стеллы.

Частные ванны совсем не похожи на те, что я видела дома. Большая и круглая гидромассажная ванна заставляет меня чувствовать себя избалованной. Слишком избалованной, как будто кто-то пытается убедить меня, что я нечто особенное, и я ловлю себя на том, что тороплюсь покончить со всем этим.

Выскользнув из ванны, я вытираюсь насухо и замечаю белый шелковый халат, висящий на настенном крючке. Я надеваю его как раз в тот момент, когда раздается стук в дверь.

Обри стоит там, когда я открываю ее. Она поворачивается и жестом приглашает меня следовать за ней.

— Спа-тайм.

Оказывается, ‘спа-тайм" — это код для обозначения боли. Вскоре она укладывает меня на массажный стол, мои ноги раздвигаются, когда она отрывает последнюю полоску муслина от области между моими бедрами. Я не издаю ни звука, но мои пальцы впиваются в виниловую кожу стола. До сих пор я никогда ничего не выщипывала воском, кроме бровей.

— Я знаю. В первый раз чертовски больно, — говорит Обри.

Я подавляю гримасу.

— Только в первый раз?

— И во второй. И в третий. И… знаешь, что, мне следовало остановиться на чертовски больно.

Я издаю горький смешок, жжение, наконец, проходит, когда она намазывает это место тонким слоем крема. Когда она выпрямляет мои ноги и наносит успокаивающий бальзам на только что натертые воском икры, я открываю глаза. Она стоит слева от стола, повернувшись ко мне бритой стороной головы, и я впервые замечаю ее обнаженный вырез.

— Ты не носишь шарф?

Она ухмыляется, но не поднимает взгляда от моих ног.

— Нет.

— Значит, ты не одна из секретарей? Я думала, что это что-то вроде части униформы или что-то в этом роде.

— О нет. Я… просто на меня не претендовали.

Я сглатываю, вспоминая один из пунктов контракта: Я понимаю, что если никто из Мэтьюзз не назовет меня своим верным слугой, я сделаю своим главным долгом служить всем четверым по их индивидуальным просьбам.

У меня пересыхает в горле, когда я отвечаю:

— О.

Обри издает смешок, нежно помогая мне принять сидячее положение и застегивая халат на мне спереди.

— Мне нравится так, если это то, что тебя интересует.

— Тебе нравится это?

Мы встаем, и она ведет меня в другую комнату, затем усаживает в кресло, окруженное зеркалами. Я почти не обращаю внимания. Как ей могло нравиться обслуживать четырех мужчин до "полного удовлетворения"?

Я не святая, когда дело доходит до секса. Я потеряла девственность в пятнадцать и никогда не оглядывалась назад. Мне нравится секс, или, точнее, я нуждаюсь в нем, несмотря на то, что знаю, что не получаю от него такого удовольствия, как большинство женщин. Для меня этот акт служит определенной цели.

У меня нет дома, мамы, которая хотела меня, или понятия, кто мой папа. У меня определенно нет никакого контроля над тайными, запретными местами, в которые иногда заглядывает мой разум. Но искусство и секс? Это две вещи, на которые я могу рассчитывать. Мои единственные релизы в этом мире. Единственные вещи, находящиеся под моим контролем, достаточно мощные, чтобы заглушить весь остальной мир.

Это место — подписание контракта, действие в качестве служанки, принятие платы за мое тело — это совершенно новая территория. Территория, которая угрожает лишить всякого чувства контроля.

Обри приподнимает мой подбородок. Она изучает мое лицо, затем скользит взглядом по косметике на туалетном столике. Я никогда не видела столько косметических средств в одном месте.

— Да, — в конце концов бормочет она, — хочу. Это не значит, что никто из них не хочет заявить на меня права…

Ее губы приподнимаются, и она использует кисточку, чтобы нанести консилер на мою кожу.

— Но я сделала выбор. И это освобождает. Разве не поэтому ты здесь? Ищешь что-то? Такую свободу, которую ты больше нигде не найдешь?

Свободу? Я не знаю, как бы я назвала одинаковых кукол, живущих в особняке, чтобы выполнять приказы мужчин, но свобода — не совсем первое слово, которое приходит на ум.

Мои мысли, должно быть, написаны на лице, потому что Обри отстраняется, ее глаза сужаются.

— Или, может быть, то, что ты ищешь, отличается. Может быть, причина, по которой ты здесь, в другом.

Мой желудок сжимается, когда ее слова попадают слишком близко к цели. Я сохраняю невозмутимое выражение лица, но голос дрожит.

— Ч-что ты имеешь в виду? Они нашли меня, связались со мной. Точно так же, как и все остальные здесь.

Это правда, смешанная с ложью. Выцветший номер телефона, который я нашла нацарапанным на дне прикроватной тумбочки Фрэнки, возможно, был