видно, они передвигаются по деревьям, которые здесь просто огромны. Настолько большие, что даже не видно вверху неба, только бескрайняя зелень и порхающие по веткам, будто птицы, рыжие мальчишки. Наши дети так точно не могут, иногда они прыгают на добрых пять метров, если не больше.

Мы шли по этому лесу уже несколько часов, когда я поняла, почему было именно такое построение. Сначала стихли птички, которые всю дорогу донимали хоть и красивым, но надоедливым пением. В нашем лесу куда тише, здесь же все время кажется, что в каждом кусте, в ветках деревьев и даже в вязкой почве кто-то есть рядом. Чем дольше иду по лесу, тем сильнее кажется, что где-то видела подобное место. Но ведь это невозможно, где дома я могла видеть эти густые заросли и такой непривычный для глаза пейзаж?

В тот момент мне показалось, что один из мальчишек перепрыгнул с ветки на ветку прямо над моей головой, но как оказалось, я сильно ошиблась. Невысокая девочка, что шла передо мной, упала на землю с жутким криком, поваленная огромным животным, чем-то напоминающим большую кошку с черной шерстью и фиолетовыми пятнами и тремя пушистыми хвостами. Поднялся такой шум из криков детей, что его заглушил только рев зверя и хруст раздробленных костей, когда эта тварь пошла на меня, наступив на девочку в грязи. Великан что-то заревел и с деревьев на странную тварь посыпался град из стрел, который чудом не задел девочку на земле и меня. Животное отпрыгнуло в сторону, а на то место, где оно до этого было, приземлилась секира великана, чуть не отрезав мне ноги. Животное скрылось в густых зарослях, и на несколько мгновений все затаили дыхание, прислушиваясь и вглядываясь в заросли.

Затем единственная жертва зверя начала захлебываться в грязи. Повернула ее на спину аккуратно и вздохнула с облегчением. Зверь не успел перерезать ей глотку, но, судя по висящей посиневшей левой руке, сломал кости. Неприятно, конечно, и жутко больно, но жить будет. Слегка приподнимаю ее, заставляя сесть, и осторожно осматриваю руку. При штабе в медпункте и хуже бывало, иногда после боя был такой аврал, что я помогала медсестрам. Иногда даже встречались солдаты с отрубленными руками или ногами, даже таких как-то умудрялись откачать, а тут элементарный перелом.

– Не волнуйся, сейчас осторожно зафиксируем руку, врач ваш посмотрит и вылечит тебя, – стираю грязь с ее перепуганного и искажённого болью лица.

Из-за грязи на ее шее растеклась боевая раскраска, так что не могу прочитать, что там написано. Мне нужны ветки и ткань, чтобы зафиксировать кость, ибо детвора слишком напугана и не знает, что делать. Они обступили нас кругом, смотря на девочку, точно она смертельно больна. Расступились лишь для того, чтобы пропустить великана, он сразу сбросил с плеча монстра в грязь рядом с нами. Нехорошо так вздохнул, еле коснувшись сломанной руки девочки. Великан схватил секиру и крикнул на меня, словно приказывая мне отпустить девочку и отойти. Со смесью испуга и удивления смотрю на него, девочка заныла, и начала что-то шептать с отчаяньем смотря на рыжего старца. Что здесь вообще происходит? Великан угрожает мне секирой, показывает, чтобы отошла в сторону и оставила девочку, но я, хоть убей, не понимаю зачем.

Почему они не помогают ей и не успокаивают? Она же ещё ребенок, напуганное и раненое дитя, которое нуждается в помощи. Не решаюсь послушаться великана и отрицательно качаю головой, когда он снова машет своей секирой. Если они не хотят или не знают, как ей помочь, то я помогу. Не зря же столько раз помогала медсестрам при штабе. Мне нужны палочки, чтобы зафиксировать руку, стрелы для этого вполне подойдут. Чтобы обмотать стрелы вокруг, нужна ткань, но ничего под руками не находится. Тряпки девочки не подходят, так что отрываю рукава от платья. Мне даже полегчало, стало не так жарко. Малышня почему-то шепчется, показывая на бледную кожу моих рук, на фоне их загорелых лиц. Когда жила в деревне, тоже часто ходила летом загорелая как они, но в последние годы было не до солнечных ванн. Зафиксировать руку получилось не с первой попытки, девочка старалась не плакать, но при каждом неправильном движении вскрикивала. Пока что сойдет, повязала бандаж ей на шею, дабы лишний раз рукой не шевелила и лично поставила на ноги. Она испуганно посмотрела на своих сородичей.

Великан неодобрительно махнул головой, а затем схватил моего монстра, забросил себе на плечо, опустив оружие. Он пошел вперед как раньше, дети же некоторое время смотрели на девочку как на прокаженную, затем вернулись в строй. Девочка испуганно оглянулась на меня и, сделав шаг, чуть не свалилась снова. Дети остановились, мальчишки сверху что-то зло закричали. Бедная девочка ещё и ногу подвернула. Какие жестокие дети, никто ей помочь не хочет. Наоборот девочки зло пихают, проходя мимо, как и меня, чтобы поторапливалась. Так не пойдет, она просто не сможет идти в таком состоянии. Останавливаю бедную девчонку, а затем жестами стараюсь показать, чтобы забиралась мне на спину. После заминки и злых окриков других детей она все же слушается, и я осторожно поднимаю ее. Весит как моя старшая сестренка, какие же у них дети тощие, словно одни кости и кожа. Что у них за воспитание, если они не помогают раненным и дают детям оружие? Тоже монстры, никак иначе.

О своем решении я пожалела уже минут через двадцать, когда пот то и дело норовил попасть в глаза, а от боли в спине наворачивались слёзы. Осенью мне часто приходилось таскать на спине мешки с картошкой, ибо некому было больше, так что такая боль мне очень знакома. Маленькая девочка на мешок картошки не тянет, но и мешок картошки с поля до подвала тащить нужно было куда меньше. Двигаюсь дальше чисто из упрямства и из-за мысли, что на месте этой девчонки могла бы быть одна из сестер. Не понимаю я этих рыжих, ведут себя странно, вместо того, чтобы помочь, будто бы добить собирались. Нет, возможно, я не так их поняла, все-таки, когда не знаешь язык, сложно о чем-то точно судить. Вот был бы монстр в сознании…

Был бы он в сознании, мы бы вообще в такую дурацкую ситуацию не попали, он бы ещё на берегу меня обезглавил. Теперь же точно сделает это, когда волосы свои увидит. Может,