понаписал, потому что все равно это уже никто не читал. У газеты умерла репутация, и Вася умер вместе с ней. Он был абсолютно пуст. В тот момент, когда ему было особенно тяжело, он попытался снова начать писать. Но написал всего три строчки:

«А кто вы, слова?

Лишь призраки…

Не воскресите того, кого хочу я обнять».

И тут же стер их.

Вася уже не искал смысла жизни — он искал способа существовать. Ведь он не мог высидеть и часа на рабочем месте. Ни минуты, ни секунды. И глядя на своего невозмутимого редактора с его остекленевшим взглядом и блаженной улыбкой, Вася завидовал ему. Он уже точно знал, что это не просто спившийся конъюнктурщик. Нет, этот человек был Буддой и нашёл единственно возможную позицию в этом мире, которая позволяла ему не совершать никаких действий и не страдать.

Нельзя найти того мгновения, начиная с которого создания, заблудившиеся в невежестве, скованные жаждой бытия, пускаются в свои странствования и блуждания. Как вы думаете, ученики, больше ли воды в четырёх великих океанах, или слёз, пролитых вами, когда вы бродили и скитались в этом долгом паломничестве и скорбели и плакали, ибо то, что было вашим уделом, вы ненавидели, а то, что вы любили, не было вашим уделом. Смерть матери, смерть брата, потеря родственников, потеря собственности — всё это пережили вы в течение долгих веков. И, переживая в течение долгих веков всё это, скитаясь и бродя в этом паломничестве, скорбя и плача, — ибо то, что было вашим уделом, вы ненавидели, а то, что вы любили, не было вашим уделом, — вы пролили больше слёз, чем есть воды в четырёх великих океанах….

Читал Вася в записках Будды Шакьямуни и тоже пробовал уйти в анабиоз, как и его редактор. Выйти из круга стремлений и жизни. Не искать, не страдать. Но выходить у него получалось только в туалет или в комнатку с газетами. Ведь он неизменно возвращался на своё рабочее место.

И снова видел — чёрные экраны, круглые лампы. Отблеск на линолеуме. Желтый свет.

Как не сознавать это все, не мучаться, не страдать? Как ни пытался, Вася не мог себя не осознавать.

И так он существовал до тех пор, пока в один день не произошло то, что должно было произойти.

Его уволили.

На место Васи привели другого человека.

* * *

Сегодня был его последний рабочий день.

Он сдал последнюю свою заметку поздно, когда все уже ушли. Это был «засол» — то есть заметка, «засоленная» на завтра, когда Васи уже не будет, а новый человек еще не прийдет, и некому будет заполнять собой пустое место на полосе.

Вася встал и обошел редакцию. В ней пахло табаком и аргентинским вином, но окна были приоткрыты и из них доносился пронзительный запах летней ночи.

Он подошел к окну и посмотрел последний раз на тот вид, который видел перед собой шесть лет. И впервые за долгое время он почувствовал то, что чувствовал раньше, когда мир был так волшебен для него. Была уже глубокая тёмно-синяя ночь. Фольга золотилась на окнах, золотилась башня и фонари лили свой невыразимый свет. Все это было похоже на картину Ван Гога или музыку Баха, на подлинную реальность, на правду, которая существовала, несмотря на то, что происходило и происходит вокруг. И хотя он больше не был причастен к этой правде, он захотел ее описать — как мог.

И Вася сел и стал писать — не отрываясь, понимая, что выходит совсем не то, что он хочет. Он писал так же, как и жил — жизнь выходила совсем не такой, какой представлялась, он жил, не видя смысла, не верил, что сможет его найти, но ведь что-то внутри него жило, искало, что-то продолжало желать и стремится и он не мог этого остановить. Его жизнь была чем-то, что ему не принадлежало, у чего была своя цель на земле.

Он стал описывать эти свои мысли, понимая, что они никому не нужны. Но он писал и не мог остановиться.

Когда наступил час ночи, Вася прекратил писать, и стал перечитывать. Он читал страницу за страницей, страницу за страницей и… увидел… увидел, что все это абсолютно бездарно и безнадежно. Что он пишет ещё хуже, чем раньше писал и что люди на фейсбуке, пишущие о том, как помыли своего кота или вкусно пообедали, гораздо нужнее миру, чем он и его текст. В одном месте он сам засмеялся от собственной пошлости. Также нашёл пару точных сравнений и захотел отдельно их выписать, но потом решил этого не делать. Магия ушла, приступ эйфории прошел, как приступ эпилепсии, и он решил удалить файл, не сохраняя. Нажал крестик — и файл перелетел в корзину. Зашёл в корзину и окончательно добил недобитый текст. И Вася уже хотел выключить компьютер — но вдруг открыл новый файл и написал мысль, пришедшую из ниоткуда:

А настоящим писателем ты станешь не тогда, когда ты сможешь писать, а когда поймешь, что ты не можешь писать, но все равно пишешь, просто потому что не можешь этого не делать.

И подумав, Вася добавил, печатая, будто под диктовку:

Потому что, когда мы пишем, мы будто бежим через страшную пустоту, бежим, не оглядываясь, боясь оглянуться, пока черные слова не рассыпались позади нас в прах. Пока не рухнули все эти слова как соломенный домик, пока появляются перед глазами в пустоте строчки, пока развертываются как ковровые дорожки, как мостики, обреченные сгинуть после нашего прыжка. Моя жизнь, мой Бог, дай мне веру, дай мне силы в тебя верить, пока я еще бегу, пока я еще живу…

Осень 2021.