class="p1">Мать тихонько плакала от трезвящего чувства прожитой жизни, но радовалась наступающим переменам. У неё болели суставы, и было тяжело подниматься на очередной этаж в доме без лифта. Мать сильно любила Светлану, но после её отъезда обрушила свою заботу и любовь на отца и дряхлого кота Бориса. Борис в своё время гроза любой новой территории, любого двора, обладатель всех кошек, куда они не приезжали, выглядел жалко. Всклокоченные куски шерсти местами с проплешинами, оторванное ухо, постоянный сон у печки либо беспрестанное нализывание своего места под хвостом. Мать кормила его жареной печенкой. Борис ничего больше не признавал. Или ленился. На пробегавшую мимо мышь-полевку он и усом не вёл.

Отец любил мать очень трепетно и относился с большим вниманием ко всем её просьбам. Короткими зимними днями, когда надоедал телевизор, главным развлечением для них оставалось кормление птиц. Напротив кухонного окна росла размашистая сосна. Сосна со времени построения дома разрасталась не в высоту, а в ширину. Дерево облюбовало много разных птиц в разное время года. Отец примотал самодельный скворечник. Из овального входа в разные сезоны выглядывали разные клювы. Кому не хватало места, прятался среди ветвей. В осенне-зимние месяцы борьба за птичий домик разгоралась нешуточная. Активная птичья жизнь служила родителям сериалом. Может герои менялись, не всегда было понятно, прилетали новые птицы или те же самые. Но состав участников не менялся малые и крупные вёрткие синицы, бесстрашные поползни, шустрые корольки, хваткие воробьи, красногрудые снегири и молодой наглый дятел. Пытались пристраиваться к птичьему празднику вороны-воровки. Иногда прилетала одинокая сорока, важно прохаживалась, переваливаясь с ноги на ногу, и улетала, ничего не утащив.

Старики прикармливали птиц, покупали им семена подсолнечника, пшено, иногда выкладывали в кормушку рядом со скворечником остатки густого супа, другой еды. Птичья братия питалась как по часам. Ели старики ели и они. Родители, пообедав и угостив птиц, сидели у окна и под чай с брусничным вареньем, наблюдали за переполохом вокруг кормушки.

Прожорливый дятел норовил всех распихать не оставив другим ничего. Кроме дятла, почти все птицы стали ручными. Когда родители выходили подкладывать корм, весёлая пестрая стая, снявшись с сосны, садилась на руки и голову. Не давала накладывать птичью еду и хватала прямо в процессе заполнения кормушки.

— А ну тише, пернатые! Вон как раскричались — не редко в шутку ругался отец.

Порой в холодную погоду остатки домашней еды быстро примерзали к кормушке и птицы с усилием выклёвывали корм. Однажды отец решил побаловать пернатых. В магазине по сходной цене они с матерью купили брусок сала. Отец аккуратно прибил его к сосне мелкими гвоздями. Действа у священной кормовочной сосны прибавилось. Птиц стало больше, они отщипывали кусочек сала и улетали. Затем возвращались снова и снова. Иногда птичий гвалт сохранялся, даже с наступлением сумерек, когда зажигался фонарь над входом в дом. По-прежнему самым ненасытным оставался дятел. Он, жадно вцепившись в появившееся новое лакомство, с остервенением вырывал куски жирной мерзлой белой плоти. Видя более крупную птицу пернатая мелочь, терпеливо ждала свою очередь. Птицы недовольно верещали среди раскидистых ветвей сосны. Птичий сериал превращался в моно спектакль с единственным героем.

Старики устали смотреть целыми днями на одного дятла. Однажды отец решил проучить жадную птицу. Он взял стальную мелкую сетку от старого сита и, изогнув её таким образом, что остались по краям маленькие дырки, прибил прямо поверх сала к дереву. Через маленькие отверстия, за лакомством, спокойно ныряли синички, воробьи, поползни, а дятел не мог просунуть даже голову. Бывало, что со всех четырёх сторон в эти лазы пристраивались четверо разных представителя пернатых. Но только мелких. Однако жадный дятел не улетал. Каждый день он пытался дотянуться до заветного куска сала. Несмотря на щедро насыпанные разные виды семян в кормушку, он нападал на ненавистную сетку. Он искал уязвимое место, пытаясь её отодрать от дерева. Иногда дятел пытался выдалбливать места крепления сита к сосне, поддевая кору вокруг гвоздей.

Прошла неделя. Морозы крепчали. Картинка с пернатыми не менялась. Снегирей стало больше. Их напруженная алая грудка выглядела как маленький фонарик на фоне белого пушистого снега.

Дятел прилетал ранним утром. Не обращая внимания ни на что, он остервенело, долбил дерево, выискивая подходы к салу. Два раза Борис, очевидно от зимней скуки, пытался поймать неуёмную птицу, прыгнув на ствол из-за угла беседки. Дятел не пугался и снова возвращался, как ни в чём не бывало.

Светлану из забытья вывел тревожный звонок домофона. Она, тряхнув головой, нехотя подошла и нажала кнопку.

— Это ещё кто там?

С другой стороны молчали. Были слышны живые звуки улицы. Звуки машин, какого-то шуршания, завывал ветер.

— Ну? — Светлана подождала ещё немного.

Где-то вдалеке хлопнула дверь. Светлана недовольная, что прервали ее мысленный полудремотный поток событий, шваркнула трубку домофона на базу.

— Чтобы вам пусто было сволочи.

Она опять оказалась на диване. Посмотрела на панель телевизора. Панель выглядела как украденная драгоценная картина. Заботливо перетянутая ворами от возможных повреждений. Светлана, почувствовав слабость, решила снова прилечь. Как ни странно, сон или лучше сказать наваждение, вернулось сразу и началось не сначала, как обычно бывало, а сразу с того места где закончилось.

Рутинная осенне-зимняя жизнь родителей текла по заведённому порядку. Борис ел приготовленную печенку. Дятел ежедневно старался добыть сало. Родители делали дела по дому и участку.

Часто Светлана, в этом месте сна, чувствовала обильное потоотделение и даже в глубоком сне она ощущала, как со лба и на задней части шеи вместе с мурашками выступают крупные капли ледяной влаги. Начиналась кошмарная часть сна.

Однажды матери стало плохо с сердцем. Она успела медленно и аккуратно, по стенке перебирая руками, добраться до кровати. Кровь сильно била в виски. Сердце туго сжимало в крохотный комок. Руки и ноги жутко тряслись. В такие моменты нужно было немного полежать, отдохнуть, принять лекарство, подумать о чём-то спокойном и умиротворённом. Если сама не успевала взять лекарства, отец приносил. Мать завалилась набок на кровать, попутно прихватив два блистера таблеток в руку. Как назло, стакан на прикроватном столике стоял пустой. Крупные таблетки было сложно проглотить без воды.

Отец уже понял, в чём дело и спешил к матери. Помочь улечься, помочь с таблетками и водой. Заметив пустой стакан в трясущейся руке у матери, он резко развернулся в сторону кухни. Графин на кухне тоже был пуст. Отец ринулся к ведру с колодезной водой. На высохшем дне поблескивало несколько крупинок колодезного песка. Отец схватил ведро и как был в свитере и тапках поспешил к выходу. Быстро миновав крыльцо, он мимоходом