Циммер беззвучно пошевелил губами и несколько секунд напряженно смотрел на Дью Филлипса.

– Мы обеспечим вам всю необходимую поддержку. А если найдете ублюдка, который все это натворил… что ж, будем искренне рады позаботиться о нем как положено.

Треугольник на ключице был мертв. Вилка нанесла слишком большие повреждения, и саженец прекратил развитие. Когда он погиб, то прекратилась выработка химических веществ, которые поддерживали жесткую верхушку над шариками-«считывателями». Мертвый катализатор внутри каждого шарика продолжал поедать верхушку, но теперь нечем было заменить растворившийся материал.

Один за другим шарики-«считыватели» взрывались, выливая порции катализатора внутрь тела Треугольника.

Катализатор породил две реакции: во-первых, растворил целлюлозу; во-вторых, вызвал апоптоз.

Апоптоз означает саморазрушение клеток организма. Обычно это вполне нормальная вещь. Миллиарды клеток ежедневно «выбирают» для себя саморазрушение, потому что повреждены, инфицированы либо исчерпали свои полезные свойства. Процесс может подстегиваться силами за пределами клетки, например иммунной системой. Каждая клетка в организме несет в себе такой код саморазрушения.

Катализатор активировал этот код во всех клетках, с которыми соприкоснулся.

Когда клетки растворились и высвободили цитоплазму в окружающие области, они передавали сигнал саморазрушения.

А результат? Разжижение. Начиналось оно медленно, с участием небольшого количества клеток, но каждая новая клетка подвергала риску окружающие клетки, создавая экспоненциальный рост, который в течение двух суток растворял все тело.

К счастью, оставшиеся Треугольники продолжали выработку химических веществ, которые не только восполняли потребности собственных шариков-«считывателей», но и противодействовали большей части апоптозных цепных реакций в организме. К несчастью для организма-носителя, концентрация катализатора в ключице оказалась слишком большой, чтобы опасный процесс можно было остановить.

Целлюлоза медленно растворялась, клетки разрушались. Началось разжижение…

– Держитесь, доктор, – зазвенел в наушниках у Маргарет голос Отто. – Не раскисай, Марго. Не хватало еще, чтобы ты прямо здесь упала в обморок.

Маргарет нетвердой походкой вышла из гостиной, опираясь на сильную руку агента Кларенса Отто. На нем также был надет специальный костюм биозащиты.

Маргарет вдоволь насмотрелась человеческих трупов, но особенно мрачное впечатление произвели окровавленные тела трех студентов в гостиной: бедняги были привязаны к стульям, лица распухли и приобрели голубовато-зеленый оттенок. А потом еще тот мальчишка – инфицированный, сумасшедший подонок, который сжег себя заживо. Исследовать там было попросту нечего, и слава богу.

Спасенную девочку Эймос отвез во временную биолабораторию при университетской больнице. Маргарет могла себе представить, как напуган бедный ребенок. Предпринимались попытки установить связь с отцом, но пока безуспешно. Эймос подробно расспросил девочку, пытаясь выяснить как можно больше, однако она так и не смогла понять, что ее мать мертва уже двое суток.

Маргарет перебирала в руках шесть фотографий, переснятых и увеличенных с идентификационных карточек погибших студентов. Шесть юных лиц, которых больше никогда не коснется улыбка. На одной из фотографий ее взгляд задержался. Пятеро других студентов улыбались, а этот парень почти смеялся. Одна из редких фотографий, запечатлевшая человека в непринужденной обстановке. На обороте стояла подпись: «Кьет Нгуен».

Убийца собственной персоной.

Кто-то слегка похлопал ее по плечу. Повернувшись, Маргарет встретилась взглядом с Дью Филлипсом. Тот снова был без спецкостюма, один во всем доме, заполненном агентами федеральных служб и полицейскими в защитной одежде.

– Мы сделали массу фотографий места преступления, – тихо сказал Дью. – Пойдемте наверх. Думаю, вам будет интересно.

Отто и Маргарет поднялись по скрипучим ступеням лестницы и направились вслед за Дью в одну из спален. Внутри помещения облаченный в биокостюм фотограф под разными ракурсами снимал труп студента, привязанного к стулу. Тело выглядело не таким распухшим, как остальные; очевидно, парня убили в последнюю очередь. Однако у него не было ни рук, ни ног, а из размозженного черепа торчал молоток. Рядом на полу валялся изъеденный скелет.

Когда же прекратится этот кошмар? И прекратится ли вообще?

– Я имел в виду не это, – добавил Дью, махнув рукой на скелет. – Вот на что я хотел бы обратить внимание. – Он указал пальцем на противоположную стену комнаты.

Стена была покрыта различными рисунками и эскизами. Маргарет повернулась, стараясь взглянуть на комнату в новом свете. Везде рисунки, картины, наброски… Как в мастерской настоящего художника. Она снова обратила взор на противоположную стену. Основную площадь занимали три полотна, каждое размером один фут на три.

Первое представляло собой увеличенное изображение пирамиды с оборотной стороны однодолларовой купюры. На рисунке с хорошо прорисованными деталями был изображен круг с набором зеленых теней. Кто-то добавил сюда однодолларовую банкноту – видимо, для сравнения. Выделялись две вещи. Во-первых, светящийся глаз на вершине пирамиды. Причем не один треугольный глаз, а три, выстроенные угол к углу, так что светящиеся глаза составляли большой треугольник. Их основания составляли другой треугольник. А во-вторых, латинская фраза на стяге под пирамидой. Вместо прежних слов «Novus ordo seclorum» («Новая череда веков») теперь стояло «E unum pluribus» – классический девиз Отцов-основателей: «Один из многих». На втором полотне были изображены два каких-то стилизованных дерева – возможно, дубы или клены, ветви которых тянулись друг к другу и переплетались между собой. Между ними на земле располагался… голубой треугольник.

Третья картина, висевшая справа, посередине стены, ошеломляла.

На ней были изображены переплетенные между собой человеческие тела. Точнее, не тела, а части тел. Вот рука, отрезанная у локтя, там – оторванное бедро, еще дальше фрагменты плоти, с которых на землю падали крупные капли наполовину свернувшейся крови. Внушающие ужас тела, связанные вместе колючей проволокой. Тела повсеместно украшали голубовато-черные треугольники, больше похожие на текстурированные татуировки, нежели на подкожные новообразования. Маргарет различила несколько лиц – живых и мертвых. Живые люди, судя по мимике, издавали вопли. Открытый рот одного человека был опутан колючей проволокой; несчастный, охваченный агонией, широко раскрыл глаза.

Тела, связанные воедино колючей проволокой, составляли нечто вроде строительного материала, образуя своеобразную арку агонии, ужаса и смерти. Арка мягко изгибалась вправо, уходя куда-то за пределы полотна.

Маргарет внезапно осознала, что два лица на картине – судя по оттенку кожи и многочисленным частям тел – это Кьет Нгуен собственной персоной.