Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Капитан остановился у одного из множества одинаковых, пропитанных креозотом деревянных бараков. Когда-то они использовались еще британской армией, и внутри с тех пор мало что изменилось. Тридцать железных кроватей, пятнадцать выщербленных тумбочек, два простых деревянных стола, четыре стула, печка и железный ящик для угля. Вот только британским солдатам до перемирия не пришло бы в голову начищать старый растрескавшийся линолеум и железную печку до зеркального блеска, а деревянные поверхности – до запаха столярной мастерской, и вряд ли они складывали свои одеяла с таким маниакальным педантизмом.
Над каждой кроватью в маленькой деревянной рамочке висела полоска бумаги с именем британского генерала. Капитан прошел в противоположный конец помещения, где находилась комнатка дежурного офицера. На двери из-под слоя краски до сих пор проглядывало имя какого-то забытого британского капрала. Над ним сияла медным блеском табличка с гравировкой готическим шрифтом: «Дитер Шек, унтерфельдфебель, тридцать четвертый стрелковый полк».
– Шек служил у меня в артиллерии, – пояснил капитан. – Он сейчас дома в увольнении.
Комнатка была крошечная, но занимающий ее немец приложил все усилия, чтобы навести в ней уют. На стене висело распятие явно немецкой работы – напряженная, угловатая фигура Христа застыла в агонии. Изголовье железной кровати украшала цветная открытка «Мадонна с младенцем» Джотто. На полке Дуглас увидел биографию Вагнера, томик Уильяма Вордсворта в переводе, Библию, несколько немецких детективных романов, книги по шахматам, убранную в чехол доску, несколько армейских бланков для писем и счет от портного в Оксфорде.
– Подойдет? – спросил капитан.
Дуглас подумал, что места маловато, но выбирать не приходилось.
– Вы останетесь? – спросил он капитана в надежде, что тот передумал.
– Останусь.
Дуглас повернул ключ в замочной скважине и убрал его в карман.
– У вас есть при себе оружие, капитан?
– Нет. А что?
Дугласа просто интересовало, нет ли в комнате заряженного пистолета, однако никаких пояснений он давать не стал, лишь пожал плечами. Он терпеть не мог объяснять каждый свой шаг. Вот с Гарри в этом никогда не было необходимости. Расстегивая наручник на запястье Споуда, он предупредил:
– Только без глупостей, парень.
Споуд улыбнулся. У него было детское лицо – из тех, с каким можно и разменяв четвертый десяток сойти за пятнадцатилетнего. Разве что отсутствие юношеского румянца и густых кудрей выдают в таких людях истинный возраст. Он не обладал ни статью, ни густым голосом, ни правильными чертами лица, и все же невинный вид и безмятежность ребенка наделяли его некоторой харизмой.
– Подтвердите, что ваша фамилия Споуд и вы являетесь братом…
– Давайте не будем тратить время на формальности. – Споуд улыбнулся. – Вы не возражаете, если я…
Он начал стаскивать с плеч промокший халат. Одной рукой это далось ему с трудом, тем не менее он справился и аккуратно повесил халат на спинку стула. Одежда на нем была старая, но недешевая, а рука белая и мягкая, как у ребенка.
– Как вы меня вычислили?
Ни жалоб, ни злости, ни упреков. Дугласу редко приходилось видеть арестованных, с таким смирением принимающих судьбу.
– Нашел в квартире убитого шарнир от вашего протеза. Он закатился под кресло.
– Знал, что рискованно приходить сюда, но без протеза не было уж никакой жизни.
– Не повезло, – сочувственно произнес Дуглас.
– Да уж, – согласился Споуд, несколько приободренный этим замечанием.
– Вы работаете в этом лагере?
– У меня ведь все было в порядке с документами! И я не подлежу обязательной трудовой повинности в Германии, потому как я инвалид. А вы ждали, что я приду по дороге, правда? Я ведь чуть не проскочил, а?
– Чуть не проскочили.
– И удрал от вас в школе на Бич-роуд.
– Да, там я вас прошляпил.
– Я хотел с вами поговорить. Симпатичный паренек ваш сын. Я всего лишь спросил у него, когда вы бываете дома. Заглянуть к вам решил.
– Чтобы сдаться?
– Про вас говорят, что вы из порядочных. И что всегда ловите того, за кем гоняетесь. Так ведь в газетах пишут? Выходит, не врут.
– Вы убили своего брата?
– Да. – Споуд перестал улыбаться.
– За что?
– У вас сигаретки не найдется?
– Найдется, – ответил Дуглас, но капитан уже достал тяжелый портсигар. Такие покупают матери сыновьям в надежде, что толстая жестянка защитит сердце от пули.
– Угощайтесь моими, – предложил он радушно. – Вы, инспектор, какие любите? У меня тут французские, турецкие, американские…
Некоторое время Дуглас молча смотрел на него, потом ответил:
– Давно я не курил французских сигарет.
Капитан передал ему одну и поднес зажигалку.
– Арестанту курить разрешаете?
– Разрешаю.
Споуд сидел на стуле спиной к входной двери. Капитан протянул ему раскрытый портсигар.
– Турецкие слева. Вот эти французские, вечно из них табак сыплется… Справа американские.
Споуд поблагодарил, прикуривая от любезно предложенной зажигалки. Выдохнув облако голубоватого сладкого дыма, он заговорил:
– Я очень любил брата… больше всех на свете. Он хотел, чтобы я стал музыкантом.
Споуд умолк, словно этого факта было достаточно, чтобы убедить Дугласа в своей братской любви.
За окном красный шар закатного солнца опускался в темный вихрь туч.
– Отец в меня совсем не верил. Любил меня, но не верил – ни в меня, ни в бога, ни во что другое. – Споуд рассеянно изучал сигарету в пальцах. – Отца мне жаль. Храни его бог.
Все еще погруженный в свои мысли, он изящно поднес сигарету ко рту и затянулся.
– Так за что вы убили брата? – повторил Дуглас.
Это прозвучало безжалостно. Впрочем, так и было задумано. Но Споуд не поддался на провокацию.
– Я признаюсь, что убил. Разве этого не достаточно? – Он улыбнулся. – Может, надо в письменной форме?
– Да, надо.
Признание Споуд накорябал на той бумаге, что была в комнате, – на армейском почтовом бланке. Кое-как зажав карандаш левой рукой и с трудом придерживая норовящий выскользнуть листок, он вывел: «Я убил брата». И подпись.
– А вы будьте свидетелем, – попросил он, протягивая листок капитану.
Капитан написал свое имя, звание, личный номер и дату.
– Спасибо, – сказал Дуглас, забирая признание. – И все же я хочу знать, почему вы это сделали.
– Ну вы прямо как сыщик из старых детективов, – усмехнулся Споуд. – Мотив, средства и возможность. По такому принципу вас работать учат?