– И почему это я ничуть не удивлен?

– Наверное, потому что вы предполагали нечто подобное.

– Верно! – герцог рассмеялся, – Надо же, а вы, я смотрю, не любите ходить вокруг да около, граф, и сразу переходите к делу. А как же поговорить о погоде? Расспросить, как себя чувствует моя драгоценная супруга? Восхититься картинами и моим изысканным вкусом, похвалить стряпню повара и навешать мне на уши прочую словесную мишуру, как это обычно делается?

– Не вижу в этом смысла. Мы ведь оба знаем, что это будет обычная лесть и пустословие.

– Великолепно! Здорово! Просто превосходно! Продолжайте в том же духе, господин граф, и вы определенно сделаете мои серые будни чуточку интереснее. Итак?

– Я хочу попросить вас…

– Нет-нет! – замахал руками Блюберд, прерывая гостя, – Давайте хотя бы немного соблюдать правила этикета, и начнем с подарков. Да и мне любопытно, что же вы там привезли. Попробуйте-ка удивить меня еще раз, уважаемый граф!

Шардон молча подошел ко столу и выложил на него первую «картину».

– И что это? Похоже на пятно грязи…

– А вы присмотритесь повнимательнее.

– Оно… шевелится?

– Нет, просто кусается. Называется «Голодная зелень».

– Хм…

– А вот эта картина как раз ползает, если на нее попадают солнечные лучи.

На столе появилось еще одно пятно.

– Забавно… забавно…

Наконец, выложив все свои «козыри», граф отошел в сторону. Герцог достал моноколь и склонился над столом, разглядывая подарки. В одно из пятен он осторожно потыкал пальцем, затем обнюхал его…

– Как вы, говорите, называются эти полотна?

– Это творения коллегии авторов, называющих себя Пятнотворцами.

– Ага. Хм… Забавно. Очень необычный подход, да. Вот только… Это не то, что я готов называть искусством, понимаете?

– Да. Я уже понял, что вы предпочитаете портреты в реалистичной технике исполнения и анатомические статуи в классическом варианте, а не подобный постмодернизм и абстракцию.

– Нет, вовсе нет. Дело не в этом. Понимаете, граф, дело в том, что в этих… творениях… В них нет самого главного, того, без чего они остаются всего лишь необычными пятнами краски, а не превращаются в предметы настоящего Искусства!

– Не понимаю. Таланта мастера? Гармонии?

– Души! Вот что отделяет бездарную мазню от настоящих шедевров! Посмотрите на работы моего придворного художника Пигмальеро – да они же словно наполнены энергией жизни!

И словно в подтверждение его слов, статуя Имиры с едва слышным скрежетом камня о камень улыбнулась и полуприкрыла глаза.

– Да, я вижу.

– И тем не менее, ваши картины тоже весьма необычны. Уверен, вам стоило немалых трудов их раздобыть. И тем интереснее будет мне услышать вашу просьбу. Итак, граф, о какой услуге вы хотели меня попросить?

– Все очень просто. Мне нужен герцогский титул.

Наступила тишина.

Лица висящих на стенах картин дружно растянулись в насмешливых улыбках.

– Смело, очень смело, должен заметить! Знаете, граф, окажись вы молодой привлекательной девушкой, и вопрос с титулом можно было бы решить в считанные пару часов при помощи пары колец и одного жреца…

– Я больше склоняюсь к варианту с усыновлением.

– Вот так просто, да? За пару пятен грязи на моем столе?

– Это краска. И картин пять, а не две.

– Слышь, герцог, ты там воду не мути, а прямо говори – поможешь корешу моему, или в отказку пойдешь, – помрачнев, пробурчал Угрюмый.

– А знаете, граф, пожалуй, я мог бы оказать вам подобную услугу, но при одном условии.

– И каком же?

– С согласия моей драгоценной супруги.

– Тогда давайте пригласим ее сюда и обсудим детали. Обещаю, что не стану претендо…

– Но-но-но, не так быстро, мой дорогой друг. Дело в том, что я вдовец.

– Мой придворный некромант мог бы…

– И снова не то! – опять перебил Шардона хозяин замка, – Я хочу, чтобы вы нашли и привезли мне новую жену. Точнее, искать никого не нужно, у меня уже есть на примете весьма достойная кандидатура. Вам всего лишь нужно убедить ее отца в том, что герцог Блюберд Норгульский – прекрасная партия для его дочери! И уже потом мы в узком семейном кругу обсудим вопрос вашего усыновления.

* * *

Реальный мир, квартира Михаила Суслова

– Миха? Ну ты скоро в магазин метнешься? Трубы горят!

Голос соседа по квартире был едва различим сквозь неплотно прикрытую крышку капсулы. Парень коснулся рукой сенсора внешней связи:

– У тебя горят, ты и иди. На перегарной тяге быстро доберешься.

– Ну Миха, имей совесть – у меня сейчас башка в дверь не пройдет!

– Закажи пневмопочтой…

– Пробовал, но эта хата за каким-то инвалидом числится, так что эта твоя автоматическая доставка спиртное сюда не возит. Кстати, а как там с бабой твоей столичной у тебя – на мази все?

– Тебя с каких это пор вдруг начала интересовать моя личная жизнь?

– А то! Вдруг ты к ней лыжи навостришь? Это ж мне тогда придется другого соседа искать, а то и вообще хату новую. Один-то я эту халупу не потяну!

«Халупой» Дядя Леша называл весьма приличную двушку в пятнадцати минутах от центра, причем в пеших минутах, а не как обычно пишут риэлторы, имея в виду скорость люксового аэрокара, идущего по выделенному воздушному потоку.

Впрочем, с учетом того, что Миша помимо своей половины за съем квартиры оплачивал еще и коммунальные услуги, а также платил за связь, за капсулу, за доставку и покупал почти всю еду, то да – Дяде Леше такие расходы в одиночку было не потянуть, с его-то нерегулярными заработками сезонного энергоплиточника. Да и спрос на солнечные батареи уже прошел…

На самом деле сосед всего на пять лет старше Сумракса. Но выглядит он так, словно жизнь его хорошенько побила, пообтесала и состарила, так что прозвище «Дядя Леша» к нему прилипло намертво едва ли не в старших классах.

– Если я что-то куда-то вдруг навострю, то ты об этом первый узнаешь, – пообещал Михаил, – Ладно, страдалец, я вызываю дрона-курьера. Тебе как обычно, две по полторы светленькой?

– И чипсов! Жрать охота!

– Тогда разогрей третий комплекс – в холодильнике стоит, на второй полке. И на меня тоже грей, я с тобой тоже поужинаю, как закончу.

– Вот за что я тебя ценю и уважаю, Миха, так это за твою доброту и понимание!

До Михаила донесся хлопок двери и шум льющейся из ванной комнаты воды.

– Ты когда уже себе бритву купишь, сосед? Пользоваться одной на двоих это негигиенично, – напомнил он Дяде Леше.