но на этот раз ее внимание задержалось. — Хм. Странно, что Ева встала так рано, не так ли? — она прищурилась и повернулась к комнате Евы. — На самом деле, я просто собираюсь проверить…

— Подожди.

Мы обе вздрогнули, когда я схватил маму за руку. Она посмотрела вниз, туда, где моя рука слегка сжала ее запястье, и я отпустил ее.

— Я уверен, что она просто забыла закрыть дверь. Ты же знаешь, как она любит спать дома. Но если ты все еще хочешь позавтракать, я иду вниз выпить кофе, так что…

Мои следующие слова давались мне чертовски неловко, каждое застревало в горле, но я вытолкнул их так, словно от этого зависела моя жизнь. Потому что для Евы так и было.

— Хочешь пойти? Я, э-э, я приготовлю тебе что-нибудь, — я почти задохнулся, когда выдавил: — Я сделаю все так, как ты хочешь.

Есть причина, по которой я обычно разрешал Еве готовить кофе моей маме. Я отказывался добавлять в него добавки, что раньше выводило мою маму из себя настолько, что она удваивала прием таблеток, чтобы компенсировать это. Я не мог заставить себя добавить это дерьмо в ее напиток. Когда она начала просить Еву приготовить его для нее, я заметил, что Ева добавляла только минимум, ровно столько, чтобы моя мама не заметила разницы. Я молча ценил это с самого первого дня.

Брови моей мамы нахмурились, когда она скептически посмотрела на меня.

— Правда?

Моя челюсть сжалась, но я кивнул.

— Ага.

Я не дожидался ее ответа, прежде чем направился к лестнице, чертовски надеясь, что она последовала бы за мной.

В любой другой день она бы прошла прямо по этому коридору, чтобы самой увидеть, где Ева. Но, видимо, я не единственный, на кого все еще повлияло все, что прозвучало на юбилейной вечеринке.

Четыре шага, пять шагов… Наконец, позади меня раздалось знакомое цоканье каблуков, и я выдохнул с облегчением.

Она понимала, что что-то происходило, но не знала, что.

Пока.

Ева

Удар.

Я резко выпрямилась, вцепляясь пальцами в простыни. Что, черт возьми, это было? Мое сердце вторило стуку, стуку, стуку, и мой взгляд скользнул к пустой стороне кровати.

Он ушел.

Пытаясь замедлить дыхание, я осмотрела остальную часть комнаты Истона.

Ты снова ведешь себя глупо.

Я вообразила этот звук. Он ненастоящий. Моя сломанная коробка дрбезжала и…

Ужас сжал мое горло, когда я заметила высокую темную фигуру, загораживающую окно. У меня вырвался вздох. Я пыталась закричать, но не могла… я не могла… Я не могла…

— ТССС. Все в порядке.

Фигура придвинулась ближе, ее тень взбиралась по стенам и накрыла мою голову, и я бесполезна, заморожена, сломлена.

— Эванджелина. Все в порядке.

Эванджелина.

Эванджелина.

Он знал мое имя.

Теплые пальцы коснулись моих плеч. Я открыла рот, чтобы закричать, но тень сжала мое лицо нежными ладонями — ладонями, соединенными с массивными, оливкового оттенка руками. Он наклонил мою голову вверх, заставляя мои широко раскрытые глаза встретиться с его.

— Ш-ш-ш… — повторил он. — Это я. Это я.

— Александр, — выдохнула я.

Облегчение наполнило мои легкие резкими глотками кислорода, и когда мой пульс замедлился, я поняла, что он вовсе не тень. Я отчетливо видела его. — Александр. Ты здесь.

— Я здесь.

Слезы защипали мне глаза, когда кузен заключил меня в объятия. Его золотое ожерелье прижалось к моему виску, холодное и успокаивающее. Он крепко обнял меня — так крепко, что дурацкие слезы не переставали литься.

В конце концов, я попыталась оттолкнуть его.

— Ладно. Прекрати. Ты собираешься убить меня.

Он хихикнул, и низкий звук отдался вибрацией от его груди до моего уха. Ублюдок не отпустил.

— В тебе течет моя колумбийская кровь. Ничто не может убить тебя.

— А если серьезно, — выдохнула я. — Не могу. Дышать.

Он отстранился, нахмурившись, и я ухмыльнулась.

— Вау. Это было легко, — пробормотала я. — Ты стал мягкотелым. Это немного смущает.

Он ухмыльнулся, выгибая брови.

— Мягкотелый? Ты давно не видела мои пистолеты?

Он поднял руки, согнул, и смех вырвался из моего горла. Он действительно под кайфом.

— Заткни мне рот кляпом.

— Я тоже по тебе скучал.

Выражение его лица стало мрачным. Темные, почти черные глаза остановились на мне с чем-то мрачным, и это напомнило мне, как редко проявлялась бестолковая, беззаботная сторона моего кузена.

Когда он серьезен, нет никаких сомнений в том, что он человек, окутанный тьмой. Его черные волосы коротко подстрижены по бокам, но на макушке они достаточно длинные, чтобы касаться ушей. У него всегда было волевое лицо с резкими углами и прямым, очерченным носом. Черные чернила выглядывали из-под воротника его футболки, намекая на татуировки, скрывающиеся под ними.

Моя улыбка исчезает, я вытерла влагу со щек и отвела взгляд.

— Ты получил мое письмо?

— Получил.

— Что тебе удалось выяснить?

— Во-первых… Хорошая работа — снова улучшить свои оценки, — он посмотрел на меня. — Ты начала подавать документы в какие-нибудь колледжи?

Я закатила глаза, но что-то в этом вопросе дало мне основания, которые, как я думала, мне не нужны.

— С моим блестящим резюме? Я так не думаю.

— Тогда, может быть, ты предпочла бы работать у меня?

Я понятия не имела, что он делал, но я наморщила нос при этой мысли, и его губы скривились.

— Ты должна отнестись к этому серьезнее, Эванджелина. Там есть что-то для тебя, более важная цель. Ты просто должна найти ее.

Беспокойство поселилось у меня в животе, заставляя отвести взгляд. Чего он не знал, так это того, что я уже решила, что поступила бы в колледж. Но это не потому, что я верила, что у меня было более важное предназначение. Не имело значения, сколько раз Александр повторял это, или сколько раз моя мама говорила, что меня ждало нечто большее. Я знала, кто я такая, и я не стала обманывать себя мыслями, которые никогда не сбылись бы. Нет, единственная причина, по которой я шла в колледж и получала какую-нибудь шикарную степень — это доказать, что я могла.

В любом случае, сейчас все это не имело значения. На самом деле он здесь не из-за моих оценок.

— Александр… — сказала я, возвращая к нему свое внимание.

Мое горло сжалось от следующих слов, слетающих с моих губ.

— Расскажи мне, что ты выяснил. Он… Он жив?

Мой кузен ответил не сразу, и от выражения его лица у меня скрутило живот в узел.

— Расскажи мне.

— Он жив, — тихо сказал он.

Глупый всхлип задушил