Смешно. Так легко, оказывается, просчитать все, если людскую психологию знаешь!

Скоро головорезы из-за кордона уже будут в городе. Постреляют, пошумят. Сопротивления им никто не окажет – местные, горожане, разбегутся, от солдат помощи тоже не будет – еле на ногах стоят, пока еще лекарство действовать перестанет.

Провокацией из-за кордона никого не удивишь – бывает такое. Тем более сегодня – День города. Чем не повод! Потом в новостях, может, покажут. А может, и нет – убытков-то особых не случится. Конечно, может, и убьют кого, хотя с Беком об этом не договаривались. Случайно.

Это даже хорошо, если еще жертвы будут.

Тогда Дина станет просто одной из жертв. Одной из случайных жертв…

* * *

Этой ночью Дине опять приснился все тот же сон, который давно ее преследовал.

Цветы, дивный сад с прудом, золотые облака, порхающие над осокой стрекозы… И девочка лет шести-семи – с темными длинными волосами, круглым личиком, ямочкой на подбородке. В ночной рубашке до пят – только что открыла свои милые глазоньки, выскочила на крыльцо – маму искать.

Девочка сбежала по ступеням в сад и кинулась к Дине, сидевшей на скамейке, возле своего пруда.

Дина обернулась на легкий топот босых ступней, заметила девочку, и сразу сердце заныло у женщины – от нестерпимой, исступленной нежности. И боли. Но откуда эта боль, эта жгучая тоска вдруг взялись? Причем тоска была столь острой, что Дина заплакала.

– Девочка моя… Проснулась? Ты моя сладкая! – дрожащим голосом произнесла Дина и распахнула объятия. – Иди ко мне.

Еще мгновение – и девочка прижмется к ее груди.

Но Марьяша вдруг остановилась, не добежав до матери. Остановилась, глядя на Дину тревожно и как будто с недовольством, недоумением даже.

– Что ты? Плохой сон приснился? Иди ко мне, я тебя успокою! – с трудом прошептала Дина. «Зачем же я реву, как дура? Ребенка еще испугаю!» – попыталась она себя одернуть.

И тут случилось нечто важное, удивительное.

– Мама, – заговорила вдруг Марьяша (о, вот какой у нее славный голос, у ее девочки, оказывается!). – Мамочка… Я так устала.

– Почему ты устала? – захлебываясь слезами, пробормотала Дина.

– Ты все время плачешь. Я не могу. Я устала.

– Я… я не буду больше! Честное слово, я больше не буду!

– Нет, будешь, – сведя страдальчески брови, покачала головой Марьяша. – Ты думаешь, я не знаю, а я все время знаю! Мне плохо, когда ты плачешь. Я устала, – настойчиво повторила дочь.

«А правда, что ж я реву-то сейчас? Ведь все хорошо! Или… нет? Или я о чем-то забыла? О чем-то важном, очень важном! О чем же? О том, что…» Дина похолодела. Воспоминание было совсем близко. Вот же оно, вот – порхает где-то рядом, на фоне осоки, с роем стрекоз, путаясь в слюдянистом блеске их крыльев.

– Тебя нет, – с трудом разомкнула губы Дина. – Тебя нет!

В первый раз на губах девочки заиграла улыбка. Марьяша кивнула, подтверждая: «Правильно, меня нет».

– Пусти меня, мама. Все хорошо. Все хорошо, честное-пречестное слово, – вздохнув с облегчением, продолжила дочь. – Ты только не плачь больше, ладно? Обещай!

– Обещаю, – прошептала Дина.

Марьяша окончательно просияла, взмахнула руками, подпрыгнув на месте, а потом развернулась (темные волосы плеснулись на ветру) и резво побежала куда-то, лавируя среди цветов, – пока не исчезла совсем, растворившись в утреннем тумане.

…Дина открыла глаза.

Никита говорил ей не так давно, что она должна отпустить Марьяшу, и она, Дина, с ним согласилась. И даже повеселела. Но лишь именно сейчас, именно этой ночью женщина почувствовала себя окончательно свободной от прошлого. Свободной не от любви к Марьяше, нет, но свободной от боли по ней.

Дина теперь была новой, другой. Для другой жизни – тоже новой.

Она повернулась, положила голову на плечо Никиты. Тот, еще не проснувшись, обнял ее, прижал к себе.

– Я хочу уехать как можно скорее, – прошептала Дина.

Никита засмеялся, ткнулся губами куда-то ей в висок и произнес голосом сонным, смешным:

– Сегодня мы уедем.

– Да? – обрадовалась Дина.

– Сейчас с Артуром еще сцепление проверим, давление в шинах – и можно ехать. Тьфу-тьфу-тьфу, кажется, проблем не будет…

– Ура.

– Ничего не бойся.

– С тобой я ничего не боюсь.

– Ты будешь мне готовить блинчики на завтрак?

– Это твое условие?

– Это моя мечта…

– Буду. Я буду готовить тебе блинчики на завтрак, обжора!

– А я, а я обещаю отремонтировать дачу.

– У тебя есть дача? – спросила Дина.

– Да. На Волге. От бабушки осталась. Я там давно не был. Наверное, заросло все…

– Это же здорово, когда все заросло! – возмутилась Дина. – Столько зелени, столько цветов…

– Я обещаю дарить тебе цветы.

– А я обещаю ждать тебя, если ты вдруг уедешь.

– Я обещаю тебе миллион поцелуев и миллион ласковых слов!

– А я обещаю…

Они болтали, дурачились, то и дело целуя друг друга. Потом, разумеется, занялись любовью. И все это было как-то легко, просто – без стыда, сомнений, ненужных мыслей.

Мир, оказывается, был полон такой чистой, светлой радостью… Ведь все хорошо, а жизнь – прекрасна. А они, Дина и Никита, – только друг для друга.

– Ты такая красивая…

– Какая красивая? Очень?

– Очень-очень. Я тебя искал – долго, долго. Объехал все страны и континенты и наконец нашел…

«Он такой добрый, такой милый. С Никитой можно говорить о чем угодно, когда угодно. Он открыт. И я могу перед ним открыться. И это так здорово! С Русланом я никогда не говорила. Все считали, что я за мужем как за каменной стеной. Да, это правда. Весь лоб расшибла об эту стену…»

– Я люблю тебя.

– Я люблю тебя…

Они уже собирались вставать, и именно в этот момент в дверь постучали.

– Я сам. Не ходи.

Никита подошел к двери:

– Артур, ты?

– Это не Артур, это я… – пропищал голос с той стороны. – Вика, медсестра из больницы. А Дина здесь?

– Вика, медсестра из больницы, а зачем тебе Дина? – с притворной суровостью спросил Никита.

– Ой, у нас ЧП! Рук не хватает! Больных столько привезли, что не справляемся… Дина, Дина! Тебя Фидель Рауфович срочно вызывает!

Дина вскочила, принялась быстро одеваться.

– Я с тобой.

– Нет-нет-нет. Ты свою машину дочини, быстрее… Пожалуйста! А я сбегаю, посмотрю, что там случилось. Я же не могу больных бросить, это ведь жестоко, да? – Дина замерла, глядя на Никиту умоляюще.