Никита вошел в холл и огляделся. Действительно, уютно и стерильно чисто. Много цветов, картины на стенах, и все же ему стало не по себе. Печаль витала в воздухе, несмотря на красивые ковровые дорожки, мягкие диваны и огромный телевизор во всю стену, возле которого сидели с десяток стариков и старушек. Пахло лекарствами, хлором, вареной капустой из столовой и… старостью. Он отвел взгляд от плаката, где с задором поздравляли очередного юбиляра, отметил казенные пледы немаркой расцветки, в которые кутались старики возле телевизора, и направился в левое крыло здания, где находилось платное отделение.

Пайсов, выбритый, загорелый, лихо вырулил на инвалидной коляске из столовой, сразу увидел Никиту, который с постным лицом маячил в вестибюле, и обрадованно воскликнул:

— О, Никитий! Пропащая душа! Ну, здравствуй, здравствуй! Какими судьбами в наших краях? Неужто по мою душу?

— По вашу, Виталий Аристархович. Статья нужна для газеты. Наведался к вам домой и узнал, что вы, оказывается, здесь… Простите великодушно, но что заставило вас поменять семейный очаг на казенную палату?

В присутствии Пайсова Никита чувствовал себя мелким чиновником на докладе у важного вельможи, стихийно начинал выражаться в той же манере, чуть ли не шаркал ножкой и кланялся в пояс, за что себя ненавидел. Но как ни старался, ничего с этим не мог поделать.

Пайсов окинул его насмешливым взглядом.

— Во что не верится? Что я, человек с достатком, мог оказаться в богадельне?

— Честно, как-то не вяжется! — смутился Никита. — У вас ведь роскошный дом, горничные, садовники…

Пайсов расхохотался в голос, от чего дежурная медсестра с интересом оглянулась, мол, чего же такого замечательного рассказывает деду лохматый парень в драных штанах.

— Да не красней ты, притвора, чего уж там! Стар я стал, ноги отказывают. Дети выросли, все в делах, заботах, а у внуков на старика тоже не хватает времени. Да и не хочу я никого напрягать. Сам понимаешь, когда все время маячишь у молодежи перед глазами, мысленно они желают тебе поскорее сдохнуть. Остальное — в порядке. Родные приезжают, нечасто, конечно, но им всегда можно позвонить, да и рядышком тут все. Я же не в тюрьме, могу и дома побывать, если нужно. Так что для меня дом престарелых — спасение! И люди тут попадаются приятные, интересные. Есть о чем поговорить, что вспомнить. Сам видишь, я тут ни в чем себе не отказываю, слава богу, финансы позволяют содержать себя безбедно. У нас и в бесплатном корпусе довольно мило, я тебя уверяю! Напишешь в свою газетку, главврач тебя расцелует!

— Естественно, напишу! — рассмеялся Никита. — Чего ж я дважды в одно место потащусь? И не надо выдавать себя за вашего внука, чтобы пропустили!

— У меня внучки. Я тут всем уши прожужжал про них. Но, думаю, никто особо не расстроится, если ты прокатишь меня по нашему парку. Это даже забавно! За зятя сойдешь, они тут, кстати, не бывают. У меня развлечений немного: книги, картишки, домино да телевизор, а тут вдруг ты! О чем статью замыслил?

— Хочу занимательно рассказать о таксидермии. С экскурсом в историю.

— Так ты ж года два назад писал нечто подобное? — удивился Пайсов. — У меня и статья сохранилась. Очень понравилось: грамотно и толково! Несколько, правда, ошибочек, но это не критично. Специалисты похихикают, а непрофессионалы ничего не поймут. Но если тебе надо с экскурсом…

На экскурс Никите было плевать, как и на саму таксидермию, но старик любил почесать языком и отвлечься на посторонние темы, что как раз и было ему на руку.

Ухватив кресло за ручки, Никита решительно покатил его к выходу.

На улице легкий ветерок тотчас разметал больничные запахи, от которых не спасали ни вентиляция, ни кондиционеры. Пайсов с блаженным видом щурился на солнце, видимо, был очень рад прогулке. Они миновали аллею, где Виталий Аристархович то и дело раскланивался с гулявшими тут и там старичками и старушками, громко оповещал о визите зятя, а затем попросил поставить коляску в тень. Никита присел на скамейку рядом.

— Лекцию по истории читать не буду, — сказал Пайсов. — В Интернете полно информации. Единственно скажу, что зарождение таксидермии в России связано с созданием Петром Первым Кунсткамеры в Санкт-Петербурге. В Голландии приобрели для этой цели коллекции Альберта Себа, а затем — Фридриха Рюйша. Среди различных редкостей оказалось более двухсот чучел зверей и более семисот — птиц. Между прочим, из Кунсткамеры выросли крупнейшие музеи России, в том числе Зоологический музей Академии наук.

Пайсов помолчал, улыбнулся проходившей мимо старушке в шляпке и снова обратил взор на Никиту.

— Трудно сказать, таксидермия — это ремесло или искусство. Тут ведь по чертежу не сработаешь. Надо знать повадки зверя, его биологические особенности. Чучело должно предельно походить на живое животное…

Никита знал ответы Пайсова назубок — не первый раз делал с ним интервью. Но старика нужно было заговорить, расслабить, отвлечь его внимание… Его нынешняя жизнь была скучна и однообразна, от чего он рад был побеседовать о любимом деле со знающим человеком, забыв на время о болячках и преклонном возрасте.

— Сейчас народ за границу стал ездить, на сафари всякие, трофеи привозят, и, естественно, таксидермисты опять востребованы. Правда, истинных профессионалов мало, в институтах этому не учат. Ох, как мне хотелось лет сорок назад сделать чучело бенгальского тигра или крокодила, но, увы, приходилось довольствоваться тем, что было. Как-то по спецзаказу соорудил чучело кабана. Так его самому Брежневу подарили, когда он к нам с визитом приезжал. Леонид Ильич, говорят, очень доволен был!

Пайсов неожиданно помрачнел, вытащил из кармана халата пачку сигарет, лихо пришлепнул на щеке злого вечернего комара и закурил. Выпустив клуб дыма, он уставился вдаль блеклыми старческими глазами. Видно, вспоминал молодость…

Никита тут же забросил первый крючок.

— Вам здесь грустно? Не скучаете по старым временам?

— Не знаю, Никитий, — тихо сказал старик и вздохнул. — Прошлое на то и прошлое, чтобы оставаться за спиной. А молодость всем отмеряется поровну. Моя давно прошла, и таков стариковский удел — общаться с себе подобными старперами, греть кости на солнышке и перебирать в памяти прошлое, насколько склероз позволяет! Кстати, тебе этого тоже не избежать!

— Не доживу я до старости со своей работой! — рассмеялся Никита.

— Типун тебе на язык, балабол! — рассердился Пайсов. — Смерть сама разберется, кого забрать, а с кем погодить, так что не стоит ее поминать без повода. У нас тут как? Выйдешь порой к завтраку, смотришь, а за соседним столиком место освободилось, а завтра, может, и твое опустеет. Так мало знакомых осталось, так много ушло…

Никита на мгновение почувствовал себя подлецом.

Ему уже не хотелось будоражить Пайсова вопросами, хотя бы потому, что Виталий Аристархович уже подошел к той жизненной черте, когда задумываются о встрече с богом. Что бы ни накуролесила эта компания в прошлом, ответ она будет держать перед всевышним. И если бы не Сашка с ее яростным стремлением докопаться до истины, Никита мигом развернулся бы и уехал домой, наплевав на тайну смерти ее деда. Но позволить себе такую роскошь он не мог, потому что лицо Саши тотчас возникло перед ним. И он вдруг понял, кого она ему напоминала. Конечно же, Монику Беллуччи! Только в пору ранней юности! И Юлька, похоже, сразу это отметила.