Исходная точка экомодернизма – осознание того факта, что некоторая степень загрязнения окружающей среды представляет собой неизбежное следствие второго начала термодинамики. Используя энергию, чтобы создать островки упорядоченности в своих телах и домах, люди увеличивают энтропию окружающей среды в виде отходов, загрязнения и других форм беспорядка. Homo sapiens в этом смысле всегда был особенно изобретателен – это отличает нас от других млекопитающих – и никогда не жил в гармонии со своим окружением. Когда первобытное племя впервые попадало в ту или иную экосистему, оно обычно уничтожало там в процессе охоты всех крупных зверей и часто выжигало или вырубало громадные лесные участки[347]. Стыдный секрет природоохранного движения состоит в том, что заповедники возникают только после того, как коренное население истребляют или насильно выселяют с их территории – среди прочего это касается национальных парков США и национального парка Серенгети в Восточной Африке[348]. Как пишет историк окружающей среды Уильям Кронон, «дикая природа» – не девственное святилище, но продукт цивилизации.

Занявшись сельским хозяйством, люди стали еще более опасными для природы. По свидетельству палеоклиматолога Уильяма Раддимена, после того как около пяти тысяч лет назад в Азии было изобретено поливное рисоводство, гниение растительности привело к выбросу в атмосферу таких объемов метана, что на планете мог измениться климат. «Есть вполне веские основания полагать, – пишет он, – что отдельный человек железного и даже конца каменного века оказывал большее воздействие на земной ландшафт, чем отдельный человек нашего времени»[349]. Как отмечал Стюарт Бранд (глава 7), словосочетание «натуральное сельское хозяйство» несет в себе логическое противоречие. Любое упоминание «натуральных продуктов» вызывает у него возмущение:

Вторая догадка экомодернизма заключается в том, что индустриализация – это благо для человечества[351]. Индустриализация накормила миллиарды, вдвое увеличила продолжительность жизни, покончила с крайней бедностью и, заменив ручной труд на механический, облегчила отмену рабства, эмансипацию женщин и обучение детей (главы 7, 15 и 16). Она позволила людям читать по ночам, жить там, где они пожелают, не мерзнуть зимой, путешествовать по миру и во много раз больше взаимодействовать с другими людьми. Говоря о любом ущербе окружающей среде и любом загрязнении, следует помнить об этих дарах. Как выразился экономист Роберт Фрэнк, существует оптимальный уровень загрязнения окружающей среды – как и оптимальный уровень беспорядка в доме. Чем чище, тем лучше, но не за счет всего остального в жизни.

Третья догадка – это то, что такой баланс между благополучием человечества и ущербом окружающей среде может быть смещен благодаря новым технологиям. Как нам получить в свое распоряжение больше калорий, люменов, джоулей, битов и миль и при этом минимизировать площадь используемых земельных участков и загрязнение окружающей среды – это, по сути, технологическая проблема, и мир с каждым годом справляется с этой проблемой все успешней. Экономисты говорят об экологической кривой Кузнеца – аналоге U-образной дуги неравенства как функции экономического роста. С началом быстрого развития страны ставят экономический рост выше экологии. Однако, становясь богаче, они задумываются об окружающей среде[352]. Если люди могут позволить себе электричество только ценой смога, они будут жить в смоге, но, если они могут позволить себе и электричество, и чистый воздух, они с радостью заплатят за чистый воздух. И это случится тем скорее, чем чище благодаря технологиям станут автомобили, заводы и электростанции и чем доступнее, соответственно, чистый воздух.

Экономический рост тянет экологическую кривую Кузнеца вниз благодаря развитию не только технологий, но и ценностей. Некоторые экологические проблемы носят исключительно практический характер: люди жалуются на то, что в городе смог или что зеленые зоны закатывают в асфальт. Но другие проблемы можно отнести скорее к возвышенным. Судьба черного носорога и благополучие наших потомков в 2525 году – важные нравственные вопросы, но думать о них сейчас – в определенном смысле роскошь. Когда общество становится богаче, а люди перестают беспокоиться о том, как обеспечить себя едой и кровом, их ценности начинают продвигаться вверх по иерархии нужд, а охват их переживаний расширяется в пространстве и времени. Рональд Инглхарт и Кристиан Вельцель, опираясь на данные Всемирного обзора ценностей (World Values Survey), сделали вывод, что люди с более выраженными эмансипационными ценностями – к ним относятся толерантность, равенство, свобода мысли и свобода слова, – которые обычно сопутствуют высокому достатку и уровню образования, с большей вероятностью будут сортировать отходы и требовать от правительств и предпринимателей заботиться об окружающей среде[353].

~

Экопессимисты обычно отметают этот подход как «веру в то, что технологии нас спасут». На самом деле это скорее неверие в то, что статус-кво обрекает нас на гибель – что знания застынут в своем текущем состоянии, а люди, словно роботы, будут вести себя всегда одинаково вне зависимости от обстоятельств. Такая наивная вера в неизменное положение вещей неоднократно заставляла специалистов пророчить экологические катастрофы, ни одна из которых так и не случилась.