— Место, слегка не подходящее для того, чтобы возлюбленным поближе узнать друг друга.

— Придется пока изображать из себя врача и пациента. Я думаю, уже скоро, когда ты будешь лучше себя чувствовать, мы сможем найти более спокойное место...

— Пожалуй, ты прав, — согласилась она. Но как же ей хотелось, чтобы это время наступило сейчас, чтобы они могли позволить себе все, что только можно себе вообразить. — Но неужели мы будем играть в нашу игру на полном серьезе, неужели мы не сможем хоть капельку отойти от роли? Ты же сможешь хотя бы целовать меня в щеку? Ну хоть иногда?

Джефф улыбнулся и прикинулся, что всерьез думает над ее вопросом:

— Ну... вот... давай рассудим... насколько я помню, в клятве Гиппократа нет запрета для врачей целовать пациентов в щеку.

— Может быть, сейчас сразу и приступим?

Он поцеловал ее в щеку.

— А если серьезно, — продолжал он, — то самое главное для нас сейчас — сделать все для твоего быстрейшего выздоровления. Если все будет нормально, тогда мы сможем позволить себе и все остальное.

— Ого! У меня появился новый стимул поскорее встать на ноги.

— Я уверен, что дело быстро пойдет на лад, — сказал он тоном, не допускающим возражений. — Мы оба приложим к этому все усилия.

Посмотрев на него в это мгновение, Сюзанна вдруг поняла, откуда несколько минут назад у него был в глазах страх. Он не высказал сейчас никаких сомнений в успехе лечения, но его жгли сомнения — это читалось по глазам. Он, как и всякий разумный человек, не мог исключать и полного провала. Значит, он боялся, испытывал страх? Да. Он же имел на это право. Да, он испытывал страх от того, что связался с женщиной, которая в любую минуту может сорваться в истерику, с женщиной, у которой впереди вполне реально маячит сумасшедший дом.

— Не тревожься за меня, — попросила она.

— Постараюсь.

— Я же сильная.

— Я знаю.

— У меня хватит сил. Если ты немного поможешь мне. Он снова поцеловал ее в щеку.

Сюзанне вновь пришли в голову мысли о призраках. Она на самом деле хотела бы верить в существование потусторонних сил. Как просто было бы решать все проблемы! Призраки. Их же можно прогнать чтением молитв, орошением святой водой. Если веришь. Как стало бы ей легче жить, знай она, что причина ее кошмаров — во внешнем мире. Она знала, что так не бывает, но неистребимая вера в чудо продолжала жить в ней. Она почему-то верила, что призрак-Харш и его подручные призраки в какой-то момент окажутся реальностью, а сама она совершенно здоровой.

Прошло совсем немного времени, и чудо произошло. Или, во всяком случае, нечто, очень похожее на чудо.

Обед принесли вскоре после позднего завтрака, поэтому Сюзанна была не в состоянии съесть все, но съела достаточно много, чтобы заслужить похвалу миссис Бейкер.

Через полтора часа ее проводили на первый этаж для очередного сеанса физиотерапии с миссис Аткинсон. Она попала туда в сопровождении двух санитаров. Ни один из них даже близко не был похож на персонажей из ее прошлого.

У лифта она все равно готовилась к самому худшему. Но ничего не произошло.

Галлюцинации не посещали ее с прошлой ночи, когда она обнаружила труп Джерри Штейна в кровати Джессики Зейферт. По дороге из лифта в отделение физиотерапии она подсчитывала, сколько часов прошло с тех пор. Получалось — шестнадцать.

Почти шестнадцать часов спокойной жизни.

Может быть, кошмары вообще больше не будут ее мучить? Может быть, странные видения исчезнут так же внезапно, как и начались?

Упражнения с Флоренс Аткинсон были лишь чуть сложнее, чем вчера, зато массаж доставил ей массу удовольствия, а душ полностью оправдал самые лучшие ожидания.

На обратном пути у лифта она вновь затаила дыхание.

И вновь все прошло спокойно.

Со времени последней галлюцинации минуло более семнадцати часов.

У нее даже появилась мысль о том, что если она продержится без кошмаров целые сутки, то они навсегда оставят ее. Один спокойный день — это, возможно, именно то, что необходимо ее душе и разуму, чтобы очиститься от наваждения.

Надо продержаться еще семь часов. Даже меньше.

В палате ее ждал сюрприз — на столике у кровати стояли два букета цветов: хризантемы, розы, гвоздики. Из обоих букетов выглядывали карточки. В первой ей желали скорейшего выздоровления и стояла подпись: Фил Гомез. Вторая гласила: «Нам всем здесь очень не хватает вас», — и много-много подписей. Сюзанна опознала многие фамилии, но только потому, что Фил Гомез упоминал о них в телефонном разговоре в понедельник утром. Элла Хэверсби, Энсон Брекенридж, Том Кавински... Девять фамилий. Ни одного лица она не могла восстановить в памяти.

Как и прежде, от очередного напоминания о корпорации «Майлстоун» по телу пробежал ледяной озноб.

Она не могла понять, чем это вызвано.

Твердо решив не расстраиваться ни по какому поводу, она отогнала мысли о своей работе. Лучше сосредоточиться на цветах. Они такие красивые. Неважно, кто их послал.

Сюзанна попыталась взяться за книгу, но сразу поняла, что физические упражнения и горячий душ отняли слишком много сил. Глаза слипались. Она задремала. Никакие сны ей на этот раз не снились.

Проснувшись, она обнаружила, что палату уже населили вечерние тени. Солнце за окном уходило за горизонт. Небо темнело тучами. Она зевнула и потерла ладонями глаза.

Вторая кровать как была, так и оставалась пустой.

Судя по часам на столике у кровати, сейчас была половина пятого. Кошмаров не было вот уже девятнадцать часов.

Возможно, кошмарные призраки оставили ее в покое из-за того, что она теперь была целиком поглощена чувством к Джеффу Макги. Любить и быть любимой — что может быть лучше. Она по-прежнему страшилась психических причин своего недуга, но если все несчастья позади, то почему бы и не отнести их на счет вышедшей из-под контроля психики. Может быть, самое действенное лекарство в ее случае — это любовь Джеффа.

Она встала с кровати, сунула ноги в шлепанцы и пошла в ванную комнату. Щелкнула выключателем.

На крышке унитаза покоилась мертвая голова Джерри Штейна.

Белый кафель, белый свет люминесцентных ламп. И такое же белое от ужаса ее лицо. Она отказывалась верить своим глазам.

Этого не может быть.

Голова несла на себе те же следы разложения, что и прошлой ночью, когда Джерри поднялся с кровати Джесси Зейферт, шепча своими обезображенными губами ее имя.

Зеленые трупные пятна на серой коже. Страшный кровоподтек на верхней губе. И вокруг изуродованного носа. Следы разложения у глаз. У глаз, широко открытых. У глаз, вылезших из орбит. Зрачки, как и прошлой ночью, были покрыты белесой пленкой, отдающей в желтизну, со следами крови. Но сейчас это были, по крайней мере, глаза трупа — неподвижные, застывшие, слепые. Голова была оторвана от тела, вероятно, с необычайной жестокостью, кожа на шее свешивалась лохмотьями. В складках кожи на шее поблескивало что-то. Что-то на тонкой цепочке. Это была золотая мезуза, которую Джерри никогда не снимал.