— Возрадуйтесь! — Прошелестело эхо верховного жреца. — Новый правитель явлен! Да здравствует Брегон, сын Теобальда! Великое таинство помазания свершилось…

Под царственную, но колючую, как волчий вой речь, Габриэл развернулся и вышел прочь. Несмотря на юный возраст и хладнокровие, которое он хранил в любом, даже самом отчаянном положении, он относился далеко не безучастно ко всему, что творилось в эльфийском королевстве. Он не унаследовал от предков рабского подчинения владыке и Трем Законам, напротив в его сердце жила любовь к свободе, его душа вечно тянулась к справедливости. Жаль, что обстоятельства и время, окружавшие его не позволяли ему проявить сии великие и светлые качества.

Его пошатывало. Виски горели, будто сомкнутые металлическим обручем, сердце колотилось, как у загнанного зверя. Ноги предательски подогнулись, и он рухнул на лестничные ступени. Уронив голову на колени, шерл надолго замолчал.

Тихий прохладный вечер, накрывший Мерэмедэль, на самом деле являлся искусной иллюзией — в королевстве уже не было тишины и прохлады. Отныне в Железном Городе поселились крики, стужа и мутный серый свет, а Дети Сумерек превратились в низкое и бесправное сборище льстецов. Королевство стремительно летело в пропасть. Вольно или невольно, но Белый Лебедь добилась своего. И пока старый король «умирал» где-то в темных покоях дворца, его горячо обожаемый сын, не дожидаясь отцовской кончины, заходился в тронном зале криками, эхо которых слышали даже жители самых отдаленных кварталов.

— Беда постигла наш народ, мои подданные! Мой отец при смерти и одной Иссиль известно, когда предки призовут его в Арву Антре! Наш враг сильнее, чем мы предполагали! Я занял трон в смутные времена, но я проведу вас в новую эру, каких бы жертв мне это не стоило!

Габриэл поморщился и сжал кулаки. Жертвы, говоришь? А, как же жертвы, схваченные и обвиненные тобой незаконно? Те униженные и сломленные, что стонут сейчас в подземных тюрьмах, умоляя о воде, или те растоптанные и преданные, что умирают в петлях и на воротах, умоляя прервать их страдания.

Голос Брегона ранил молодого маршала. Столько лжи, столько лицемерия, прежде не звучало над гордой непокоренной Твердыней сумеречного народа.

— Светлые эльфы нанесли нам глубокое оскорбление! Мы ответим им тем же! Перемирие в прошлом! В Год Созвездия Серны мы разрываем Пакт о Дружбе с Верхним Миром! Мы докажем свое право повелевать обеими мирами: подземным и наземным! Этот мир будет принадлежать нам! Мы сметем врагов, как злой зимний вихрь сметает летнее тепло! Мы сокрушим их бастионы и цитадели! Разотрем в пыль их величие и гордость! Мы — будущее равнины Трион!

Габриэл поднял голову, оперся локтями о колени и сипло выдохнул. Горькая усмешка коснулась тонких эльфийских губ. Брегон захотел весь мир, половины ему недостаточно.

Черные глаза блестели, обводя высокие звездные своды, но тщетно силились различить в дальних уголках столицы свет — свет давно покинул Мерэмедель. Черные шелковые пряди, выбившиеся их хвоста, обрамляли очень красивое и очень молодое лицо парня потерявшего короля, королевство, самого себя, и едва трепетались под встречными струями сквозняков.

Все кончено, для тебя, Габриэл, сына Бриэлона. Бессонное и неутомимое зло настигло тебя в сердце собственного дома.

Брегон не унимался; рычал, как дикий безумный зверь где-то там, в тенях неприступных стен:

— А Белого Лебедя я уничтожу лично! Ей не спрятаться и не спастись. Она понесет заслуженное наказание! Слово нового короля!

Короля? Теобальд не желал бы такого короля. Не зря он просил Габриэла, нет, умолял Габриэла занять трон, ибо прекрасно догадывался, в какой мрак затянет государство его сын, дотянись он до власти…

… Воин сидел на каменных ступенях крыльца неподвижно. Темные глаза сверкали в свете фонарей мягким теплым блеском, взор блуждал по конькам крыш, ногти впились в ладони до крови — Габриэл не мог, даже если бы очень хотел, не мог принять корону и взойти на престол. Он хранил тайну, известную только ему одному. В ней одной крылся ответ, почему всякий раз он рушил хрупкие надежды Теобальда отказом.

Впрочем, сейчас лучше вообще не вспоминать об этой тайне.

Брегон продолжал сотрясать воздух криками и угрозами, отсылая жаркие проклятия Верхнему Миру.

Бежать! Подальше от дворца, короны, власти и воспоминаний! От залитого кровью прошлого и туманного, неопределенного будущего! Отказаться от задания, которому так противилось его сердце! Послать все к черту и освободиться… Нет. Поздно сдавать назад. Решение принято. Слово дано. Придется идти до конца.

Габриэл оперся ладонью о ступеньку и тяжело поднялся. Пошатываясь, точно после тяжелого удара в голову, побрел по аллее к Звездной Площади. Из-за угла ювелирной лавки вывернули гвардейцы и, блеснув кольчужной защитой, смерили бывшего главнокомандующего презрительным взглядом и бросили оскорбление. Воин проигнорировал.

Слева у каменного дома с запертыми ставнями крутился пес. Посверкивая черной глянцевой шерстью, он вскинул морду и, принюхавшись, обнажил желтые клыки, точнее один, второй был обломан под корень. Рука шерла непроизвольно легла на рукоять, пальцы тот час ощутили холодный металл. Пес подбоченился, еще раз рыкнул и, видно передумав нападать, мгновенно нырнул в темноту переулка. Темный эльф оглядел дом — дверь заперта на замок, в окнах темно. Жильцов не так давно уволокли в тюрьму — с приходом Его Высочества в Мерэмедэле это стало обычным делом. Пальцы медленно разжались, рука безвольной плетью повисла вдоль тела.

Обойдя Звездную Площадь с запада — вдоль каменной ниши, наполненной водой, по зеркальной глади которой скользили черные лебеди, Габриэл вышел к деревянной веранде с резной крышей и колоннадой из темного полудрагоценного мрамора. На последней ступеньке — под навесом украшений, сидел мальчишка с вздернутым носом и спутанной копной на макушке. Одежда на нем была самой дешевой ткани, босые пятки елозились по гладким округлым камешкам, рассыпанным по земле. Рожденный в низших кварталах кормил с ладони облезлого одноглазого кота. Завидев благородного господина, мальчик улыбнулся и нижайше склонил голову. Парень ответил кивком — это далось ему с трудом, будто тело окаменело и умерло.

Дальше потянулись жилые кварталы. Дома были похожи друг на друга, как две капли воды. Перехваченные длинными сумеречными тенями улицы выглядели чужими пристанищами опасных существ. Синеватый свет звездного свода стелился по крышам, низким изгородям и уличным плитам. Пахло свежим хлебом, яблоками, сливами, терпкими нектарами; откуда-то слева неслись ароматы расплавленных металлов, справа — конюшен и сухих трав.

Габриэл шел медленно. Ноги сами несли его вперед. В голове меж тем прояснялось, а дыханье выравнивалось. Слабость, накатившая во дворце, таяла, как туман на вершинах гор. Ей на смену приходили злость и холодный расчет.

Мучительный крик, полный боли и отчаяния, прилетел откуда-то сбоку. Габриэл обернулся и нахмурился. Оказалось, погрузившись в пелену безрадостных мыслей, он вышел к восточной окраине и остановился в ста локтях от въездных ворот, завешанных телами распятых «преступников». Двое еще подавали признаки жизни, а один по-прежнему боролся с ледяными объятиями смерти, извиваясь и пытаясь освободиться от гвоздей, пробивших ладони и ступни. Несчастный истекал кровью третий день, но никак не мог отойти в вечную весну Арвы Антре, где обрел бы светлое упокоение и вечную жизнь.