желала ему смерти. И только сейчас, когда это произошло, я поняла, что мой гнев не настолько силен. И что я могу простить его и даже оплакать его гибель.

На табло высветился номер идентичный тому, что был на талончике Евгении. Мне пришлось озвучить это, потому как она продолжала блуждать в своих тревожных воспоминаниях. Передав мне стаканчик со слегка пригубленным кофе и подаренным яблоком, она направилась к окошку. Как только это произошло, мальчишка встал з-за своего место и, не церемонясь, отобрал у меня яблоко. Уходя, он пристально глядел на меня суровым взглядом.

— Артемий! Как тебе не стыдно! — возмутилась мать. — Верни яблоко обратно!

Артемий решил проигнорировать слова матери. И чтобы показать свою решительность, поспешил надкусить фрукт.

— Извините, не знаю, что на него нашло.

Я заверил ее, что все в порядке. Данная ситуация позабавила, но и насторожила меня. На какое-то мгновения я поймал себя на мысли, что и сам готов на глупые детские поступки ради внимания девушки, с которой был знаком всего два дня.

Примерно через десять минут, Евгения направилась в кассу, дабы оплатить услуги, а еще через полчаса вернулась, держа в руках два документа. Поглядев на них с легкой растерянностью, она спросила о наших дальнейших действиях?

— Дальше нам нужно в районный Следственный комитет, — сообщил я, приложив ладонь на ее поясницу, направляя к выходу. У дверей, я выбросил стаканчик с кофе в урну.

— А это зачем? Неужели кто-то думает, что Толя умер не своей смертью?

— Такова процедура, — успокоил я её, в то же время, ища свободное такси среди вереницы машин серых оттенков. — Там нам выдадут документ, который разрешит погребения тела. Я утром разговаривал с участковым, и он подтвердил, что Следственный Комитет в курсе и документ уже готов. Так что это займет не так много времени.

— Спасибо вам, Алексей, даже не знаю, что бы я без вас делала.

Мы сели в такси и до самого Следственного Комитета обмолвились всего парой слов. Поездка заняла у нас еще полчаса. В этом промежутке мой телефон звонил два раза. Оба раз меня искал Безбородов. Я решил не отвечать. Перезвонил, когда уже попрощался с Евгений. Профессор хотел знать, куда я запропастился, а еще сообщил, что Селин интересовался мной. Правда, не настолько рьяно, чтоб это вызвало у Безбородова — соответственно и у меня — беспокойство.

В Следственном Комитете мы пробыли не больше двадцати минут. Все документы были собраны, а потому пришло время прощаться на сегодня. Евгения подошла ближе, встав на носочки, и поцеловала меня в щеку.

— Вы замечательный человек и, надеюсь, станете мне хорошим другом.

— Рад быть удостоенным такой чести, — произнес я.

Мои слова заставили засмеяться Женю, и ее очарование стало втрое сильнее.

— Вы отказались от денег за помощь.

— Всё верно.

— Тогда позволите мне нарисовать ваш портрет, когда все эти хлопоты подойдут к концу?

— Почту за честь.

— Тогда, пришла пора прощаться.

— Да.

Я поймал ей очередное такси, открыв перед ней дверцу. Она, поблагодарив, села на заднее сиденье, откуда исходило приятное тепло работающего кондиционера.

— Кстати, — произнесла она, когда я уже был готов захлопнуть дверцу. — А где мое яблоко?

6

— Примите наши соболезнования. Очень жаль, когда уходят в столь молодом возрасте.

— Спасибо.

— Мои соболезнования. Я знал Анатолия много лет. Даже не вериться, что его уже нет с нами.

— Спасибо.

— Хоть он и казался суровым человеком, но за время своей работы в больнице, он многим помогал не по долгу службы, а по велению души.

— Благодарю.

В зале дома культуры собралось около пятидесяти человек. По большей части это были работники больницы — коллеги усопшего. Единственной родственницей Краснова была его мать, которая и принимала слова соболезнований, находясь в инвалидном кресле. В то время как его бывшая жена стояла в сторонке, стараясь не привлекать к себе внимания.

Я тоже подошел к матери Краснова и высказал свои слова поддержки. Если бы не длинные седые волосы, морщинистое лицо и женская одежда, я бы мог поклясться, что передо мной в инвалидном кресле сидел сам Анатолий Краснов. Она еле слышно подвывала на протяжении всех речей, вытирая мокрые щеки сухой бумажной салфеткой. Завершая свою речь, мне вспомнились слова Безбородова. Она была его первой женщиной. Я тут же запнулся, а из моей головы выветрились все заключительные слова. Я не мог даже представить себе этих двоих рядом, не говоря уже лежащими в одной постели. Конечно, стоило сделать поправку на годы и буйство гормонов, и все же моя дурная фантазия выдавала мне безумные видения. С трудом взяв себя в руки, я кое-как завершил свою речь и откланялся.

Куда желаннее для меня было прямо сейчас общение с Евгенией. Но я никак не мог себя заставить подойти к ней, опасаясь быть неправильно (или правильно) понятым присутствующими на панихиде. Я решил, что обязательно к ней подойду, как только появится малейшая возможность.

Спустя еще два человека, к матери Краснова подошел и сам Александр Викторович. Я стоял поодаль, а потому не расслышал всех слов Безбородова. Но мои глаза были открытыми, а потому я обратил внимание, насколько низко патанатом склонился над безутешной женщиной, как нежно сжал ее руки, как привычно назвал ее по имени «Танюша», как поцеловал в щеку и как пообещал навестить ее в ближайшем будущем. Что ж, с любовницей он сохранил вполне теплые отношения, а вот с бывшей женой, насколько мне было известно, они больше не общались после развода.

Пришел черед других пришедших напоминать безутешной матери, насколько хорошим был ее умерший сынок. Я быстро потерял к ним интерес, предпочтя обратить свое внимание на Евгению.

Она стояла в дальнем углу и не отводила взгляда от синего гроба, лежащего на двух деревянных табуретах. Свою работу я сделал хорошо, а потому Краснов выглядел вполне живым. Разве что впалые щеки и выраженные скулы немного портили эффект спящего.

— Позволь спросить: почему ты не сказал тогда, что она бывшая Анатолия?

Этот вопрос задал мне Безбородов, который оказался по правое мое плечо. Ангел на левом плече молчал, а потому я ответил первое, что пришло мне в голову:

— Не видел в этом смысла.

— А мне кажется, что ты просто испугался моей реакции.

— И почему меня должна была испугать ваша реакция?

— Наверное, потому что ты видишь во мне старого маразматика, готового кидаться на людей при первой же возможности, камни в почках.

— А вы бы набросились на нее с обвинениями? — продолжил я обороняться