– Имеете, – сказал я и встал, чтобы уходить.

Верба тоже встала.

– Не спотыкайся, – вдруг сказала Гадалка Вербе.

– Я… не спотыкаюсь, – ответила она.

– Вот и не спотыкайся, – повторила Гадалка, и лицо её при этом было убийственно серьёзно.

Мы вышли на улицу и пошли по мостовой.

Старый город Каменца-Подольского был красив, но беден, как принцесса в изгнании. Древние здания, крепостные стены и башни внушали благоговение и отдавали даже какой-то чопорностью, но местами то тут, то там вдруг появлялись проплешины, строительные леса или провалы, заделанные кирпичом.

Город жил неторопливой жизнью середины буднего дня маленького западного городка. Люди не ходили, а прохаживались по тротуарам, временами попадались туристы с фотоаппаратами и неизменными сувенирами, уличные лоточники присматривали вполглаза за проходящими мимо, и даже машины, казалось, ехали медленно и тихо, чтобы не нарушать размеренного ритма провинциальной жизни.

Но я не замечал всего этого – мои мысли вертелись вокруг Гадалки, нашего разговора и Ганса Брейгеля, от которого я был, казалось, так же далеко, как и до приезда сюда. Ну что ж, по крайней мере теперь я был почти уверен в том, что Ганс Брейгель действительно погиб и что погиб он где-то в зоне притяжения Каменца.

– У меня у одного сложилось впечатление, что она говорит куда меньше, чем знает? – спросил я у Вербы.

– А, ты тоже заметил! – кивнула она. – Я думаю, что процентов тридцать из того, что она нам сказала, – враньё. А оставшиеся семьдесят она тщательно фильтровала, чтобы не выболтать нам чего-то важного.

– Зачем? – спросил я.

– Откуда я знаю? Я только начинающий детектив, не то что ты. – Она взяла меня под руку и осторожно прижалась. – Мне кажется, нам стоит подумать вот над чем: как всё это связано с Русалкой и её отцом?

– Нет уж, дорогая, – сказал я, – давай решать задачи по одной. Думая обо всём сразу, можно мозги себе свернуть. Слушай, а Тадж-Махал – это ведь мавзолей, да?

– Ага, я тоже об этом подумала. Янтарный мавзолей – и свечей у неё в доме хоть отбавляй. И всё равно ни черта не понятно. Чёрт-те сколько с ней разговаривали – и ничего не узнали.

– Всё-таки кое-что она нам выболтала.

– Что?

– Она сказала, что её мать работала над строительством каких-то укреплений.

– И что?

– Летом сорок второго Каменец-Подольский находился в глубоком тылу немецкой армии. Никаких фортификаций здесь строить не могли, тем более что Красная армия оставила нетронутым каменец-подольский укрепрайон. Немцы его обошли сбоку, и гарнизон просто снялся и ушёл, оставив всё фашистам.

– Тогда что же они тут строили?

– А вот что происходило здесь летом сорок второго – так это реструктуризация гетто. В районе Каменца раньше было несколько еврейских гетто, а летом и осенью сорок второго их все ликвидировали, убив большую часть заключённых и переведя остальных в гетто города. Вот его-то и надо было перестроить. И именно на эти-то работы и сгоняли местных женщин. Я всё это вчера освежил в памяти, потому что Ганс Брейгель, по официальной версии, приехал в Каменец как раз для того, чтобы участвовать в реорганизации гетто. Оно было недалеко от города, вон там, – я показал рукой, – так что, мне кажется, мы просто должны туда наведаться.

– Думаешь, мы что-то там найдём?

– Нет, я думаю, вряд ли. Но может быть, появится какая-то зацепка.

– Едем?

– Нет, не сейчас. Там сейчас чьи-то огороды, лучше съездим вечером, когда стемнеет. А сейчас давай проверим, есть ли в этом городе исторический архив.

Музеев в городе оказалось множество, включая даже музей хлеба, однако ни в одном из них не было ничего из того, что нам нужно. Мы прошлись по библиотекам, но вопросы о том, где мы можем увидеть документы времени фашистской оккупации, вызывали самые разнообразные ответы – и ни одного хоть сколько-нибудь внятного. Мы зашли в мэрию, а затем обошли ещё полдюжины различных инстанций, чиновники которых футболили нас друг к другу.

В конце концов парень, пойманный нами в коридоре какого-то очередного муниципального рассадника бюрократов, объяснил нам причины этой недоброжелательности. Оказалось, что три года назад в городском архиве Каменца произошёл пожар по не установленной до сих пор причине, в котором погибла большая часть документов. Всё, что осталось, было перевезено в Хмельницкий, а местные чиновники с тех пор не любят разговоров про архив.

– Если хотите, я вам адрес хмельницкого архива могу дать, – сказал парень.

– Да нет… мы туда вряд ли сейчас поедем… спасибо вам большое за помощь.

– Ну как хотите. – Парень пожал плечами и пошёл дальше, но вдруг остановился и вернулся к нам. – Слушайте, у меня ещё есть телефон нашего бывшего архивариуса. По-моему, у него тут по-прежнему что-то хранится. Не знаю, есть ли у него те документы, что вам нужны, но чем чёрт не шутит?..

Мы с благодарностью взяли телефон и, выйдя из здания, позвонили архивариусу. Оказалось, что у него не просто «что-то хранилось», но даже было выделено целых две комнаты бывшего детского сада под импровизированный мини-архив: бумаги, в которых есть постоянная потребность в городе, и самые ценные экземпляры старых документов, утаенные от «хмельницких».

Архивариус оказался смешным маленьким мужичонкой неопределенного возраста, в засаленном сером свитере, с большими, вполлица, усами и взъерошенными немытыми волосами на голове. Он всё время суетился и повторял:

– Да-да, вот так.

Он рассказал нам о пожаре в архиве, поплакался о том, в каком чудовищном состоянии находятся сейчас все фонды, похвастался тем, что у него хранился почти весь архив подольского губернаторства и что кое-какую часть этих сокровищ ему даже удалось спасти. После того как пожар потушили, всё оказалось залито водой, и сотрудники архива заморозили документы, сложив их в нескольких крупных мясных холодильниках различных пищевых предприятий. А потом постепенно размораживали и сушили. Правда, «хмельницкие» всё равно почти всё забрали, будто это он виноват в пожаре, будто проблема в местных архивариусах, а не в ужасном недостатке финансирования. А он, если хотите знать, ни в чём не виноват. Он вообще думает, что это был поджог, хоть по официальной версии это был то ли неисправный силовой кабель, то ли авария печного отопления.

– А кому же могло понадобиться сжигать городской архив? – спросил я.

Архивариус пожал плечами:

– Мало ли… кто-то хотел что-то утаить… стереть своё прошлое… знаете, у нас столько всего хранилось. – Архивариус махнул рукой. – Это кто угодно мог быть. Да-да, вот так. Если тогда не поймали, сейчас уже не дознаемся.