к вам в отель все же?

– Давай туда. В баре специально для меня купили мадеры, я пью только ее.

В тот день они просидели в баре несколько часов. Разговаривали обо всем, и Леня ловил себя на том, что бабушка именно тот человек, в котором он всю жизнь нуждался.

– Я потерялась не за границей, сынок, – рассказывала она. – Здесь, на родине. Вернулась назад.

– С дочерью? У тебя во второй семье, насколько я знаю, родился еще один ребенок.

– Он погиб, и я чуть не ушла следом за дочкой. Находясь в жуткой депрессии, я не желала общаться ни с кем. В том числе с матерью и своим первенцем. Когда оклемалась, приехала в Россию. Но до Москвы не добралась. В поезде меня пытались ограбить. Отнять то немногое, что я скопила, а также подарки Оле. Я столько крутых вещей накупила ей! В те времена они стоили баснословно дорого, а она всегда была модницей. – Бабушка попивала мадеру и кофеек, Леня травяной чай большими чашками. – Я не позволила себя ограбить, сынок. Я дралась как тигрица. Вот только лучше бы этого не делала…

– Ты покалечила грабителя?

– Хуже. Я его убила.

– Но это самозащита, да?

– Поэтому мне дали всего три года. Но я отсидела восемь.

– Тебе добавили срок? За что?

– За попытку побега. Надо мной издевались там, я должна была попробовать бежать. – Бабушка сняла очки и сказала: – Присмотрись. Замечаешь что-то?

– Глаза разные.

– Один искусственный. Его мне выбили. Зубы тоже. Но хуже, что челюсть сломали, и из-за этого я боюсь снимать эти протезы и ставить новые. Пока пусть будут эти.

– Но почему ты скрывала все это от дочери?

– Чтобы она не подумала, что понадобилась мне только в горе. Хотя это пусть не стопроцентная, но правда: когда все было хорошо, я о ней редко вспоминала.

– Ты вышла через восемь лет, но с дочкой не смогла увидеться?

– Не успела.

– Она уехала за кордон, как ты когда-то? Тоже за счастьем? Оставив ребенка тут? Вы больше похожи, чем кажется на первый взгляд…

– Твоя мама никуда не уезжала, в отличие от меня. Она все это время провела в Москве. А не виделась с тобой, потому что не могла.

– Тоже в тюрьме сидела?

– Хуже. Лежала, заточенная в собственном теле. Нет тюрьмы теснее.

– Ничего не понял, – разозлился Леня. Он терпеть не мог загадок, если они не из области фантастики и не для развлечения.

– Оля в коме. Я нашла ее в городской клинической больнице. Это было шестнадцать лет назад. – Бабушка накрыла руку Лени своей и выдала главное: – Она до сих пор там. Но уже в сознании. Твоя мама, сынок, неделю назад пришла в себя.

Он не поверил! И очень разозлился на старуху.

– Зачем вы это выдумываете? Если решили разыграть меня, то это жестоко. Или вы сумасшедшая?

– Ты можешь проверить это, позвонив в больницу.

– Я позвоню.

– Но сначала успокоишься. – Она подвинула ему свою стопочку с мадерой, но Леня отставил ее. – Я приходила к Оле в самом начале ее «заточения». Ждала, что она вот-вот выберется. Но ее состояние не менялось. И я уехала на Урал. Там у меня имелись боевые подруги, и с ними я открыла лесопилку. Мы хоть и женщины, но в этом (зоне спасибо!) разбирались…

– Ты уже была у нее? – больше не хотел слушать ненужные подробности Леня.

– Боюсь.

– Чего?

– Реакции Оли. Если она меня возненавидела, то мое появление может пагубно сказаться на ее здоровье. Но тебя она будет рада видеть. Как мне сказали, она пытается разыскать тебя, но не знает, к кому обратиться.

– Откуда ты все это знаешь?

– Есть свой человечек в больнице. Он позвонил мне, и я, как смогла, приехала в Москву.

В тот день Леня не добрался до больницы. Перенес визит на завтра. Но на следующий день нашлись важные дела. Леня откладывал не только визит, но и звонок доктору, потому что боялся. И не реакции мамы… Ее самой! Он всегда перед ней робел. Боялся огорчить, разочаровать, надоесть. С ней Леня не был самим собой. Но тогда он был ребенком, а теперь взрослый дядя. Как вести себя с ней?

– Она изменилась? – спросила у него бабушка после того, как он впервые повидал Олю. Сразу после больницы он поехал к Галине в отель.

– Совсем чуть-чуть.

– Какие чувства ты испытал, когда ее увидел?

– Сначала восторг. Я всегда поражался маминой красоте. Потом мне стало неуютно, и это тоже привычное чувство. А потом пришла жалость. Такого никогда не было! Я смотрел на нее, такую хрупкую, красивую, как весенний цветочек, и думал о том, как жаль, что его сломали. Мне захотелось помочь ему снова окрепнуть…

– Ты очень любишь ее, сынок.

– Наверное, в глубине души. Но я запрещал себе это чувство.

– Ты научишься с ним жить, – успокаивала бабушка. Она всегда находила для Лени нужные слова.

С тех пор прошло десять дней. Леня пока не научился. Но и бабушка не набралась смелости, чтобы увидеться с дочкой. Так они и встречались втайне от нее и наслаждались обществом друг друга.

Глава 6

Он волновался как пацан. Трижды переодевался, прежде чем остановился на черных джинсах и рубашке в полоску. Униформа портит вкус людей. Привыкнув к ней, уже не хочется покупать обновки, следуя модным тенденциям. Зачем нужна кофта из последней коллекции, если ее наденешь пару раз за сезон. И прошлогодняя сгодится. Но и она не изнашивается, и в итоге твой гардероб состоит из старомодных вещей и заношенных штанов и футболок, что ты таскаешь на работу. Из приличного у Левона был только костюм. Его он купил в прошлом году, чтобы сходить на свадьбу. «И для других торжественных мероприятий пригодится, – успокаивал себя он, отдавая на кассе месячную зарплату. – А то не в чем в люди выйти!»

Но больше Левон костюм не надевал. Сегодня примерил, порадовался своему отражению и убрал красоту обратно в шкаф. Не для первого свидания одежка. Нужно что-то попроще, а то все, кто его увидит, про себя голосом бабушки будут приговаривать: «Ну, жених!»

Левон накануне постригся, сделал маникюр. Ногти он всегда держал в идеальном порядке. Если не было времени на салон, стриг и подпиливал их сам. У доктора не может быть неухоженных рук, неустанно повторяла мама.

Он собирался лично ехать за Олей, но та сказала, что доберется сама.

– Мне нетрудно, – попытался переубедить ее Лев.

– Мне тоже. Служба такси сейчас работает идеально. Просто я пока не знаю,