ногу от захвата, поскольку один такой уже успел пропустить неделей ранее. Отмахнувшись яварой, я увидел в руке бойца в тёмной-зелёной полевой форме точно такую же. Он тоже посмотрел на титановый кастет у меня в руках. Затем осторожно задом вышел обратно и прокричал.

— Товарищ капитан!

Послышался грохот сапог и передо мной предстал знакомый человек.

— Ваня? — удивился он.

— Товарищ капитан, — развёл я руками, узнав своего недавнего противника.

Он тоже вернулся в коридор и прокричал.

— Эй полковник, идите сюда!

К нам поднялся тяжело дыша, одутловатый милиционер, которого я видел рядом с Игорем. Он подошёл, вытирая лысый лоб платком и тяжело дыша при этом.

— Это он? — капитан показал на меня.

Тот лишь бросив на меня один взгляд, кивнул.

— Иван, что ты тут делаешь? — комитетчик спросил уже меня.

— К девушке пришёл своей, — я показал на плачущую Варю.

— Посмотрите, что они с ней сделали. Бросились нападать, ломать дверь, совсем её запугали.

— Гражданка, этот человек ваш парень? — спросил он, и Варя, быстро покивала головой.

— Расскажи мне Ваня, как дело было, — тут же после её признания успокоился комитетчик, прислонившись к косяку.

— Пришёл к Варе, у неё были гости, она сказала, что мы можем пока посидеть у неё в комнате. И когда мы стали целоваться, к нам ворвался один парень. Я попросил его выйти, вместо этого он позвал друзей. Потом в дверь стали ломиться неизвестные мне люди, одетые в форму милиции, я попросил позвонить в комитет, вот в общем-то и всё.

— Гражданка? Вы подтверждаете слова своего парня? — он обратился к ней.

— Я ничего не помню! — она замотала головой, — я так испугалась, что ничего не помню из случившегося!

Капитан тут же нахмурился.

— Ваня у тебя проблемы. Все шестеро говорят, что просто сидели, а потом ты на них напал. Они вызвали милицию, но ты напал и на них. Почему?

— Да я откуда знал, что это милиция, — притворно удивился я, — я открыл дверь, на меня молча напали, не представились, не показали документы. Так бы я конечно сразу впустил нашу дорогую милицию.

— Ваши люди представились, полковник? — он перевёл взгляд на милиционера, который вместо ответа стал резко потеть.

— Зачем им представляться, если они в форме?

— Ой слушайте, сейчас на толкучках чего только нельзя купить, — отмахнулся я, — могли и форму купить какие-нибудь нехорошие люди.

— Полковник ответьте на заданный вопрос, — комитетчик ухватился именно за эту неувязку, — милиционеры прежде чем бросаться на парня, представились? Показали удостоверения?

Тот замялся и пробурчал что-то невнятное.

— Ваня ты дашь слово офицера, что побудешь в квартире до приезда более ответственных товарищей? — спросил он меня.

— Даю слово, что останусь здесь.

— А вы полковник, разгоняйте весь этот цирк на улице, пусть кто-то из вашего руководства тоже сюда подъедет, не в нашей с вами компетенции решать этот вопрос.

Тот судорожно кивнул и бочком протиснулся назад.

— Заварил ты кашу, — комитетчик строго посмотрел на меня и вышел вслед за своим бойцом, который до этого, молча стоял и восторженными глазами смотрел на происходящее. Не было ни малейшего сомнения, что о разговоре станет тут же известно его товарищам, которых я увидел стоящими внизу на лестнице.

Через час под окнами осталось только две машины, одна милицейская, вторая из КГБ, а Варя наконец пришла в себя, и не понимая почему я ещё не арестован, а сижу на табурете, встала с пола.

— Какая была дура, что с тобой связалась, — она зло посмотрела на меня, — родители скоро вернутся домой, и я представляю, что соседи им расскажут.

— А что они расскажут? — удивился я, — а ты можешь меня познакомить с родителями, будущими родственниками, так сказать.

— Я лучше повешусь, — она хмуро на меня посмотрела, — чай будешь? А то у меня голова болит от всего.

— Колбаса есть? Сервелат?

— Угу, целых две палки, — ответила она, и судя по тону её голоса это был видимо всё же сарказм.

Вскоре в дверь постучали, и я отправился открывать. Внутрь зашли два генерала, я их пригласил на кухню. Оба, не смотря друг на друга, прошли к столу, и Варя вздохнув выставила на стол ещё две кружки.

— Ты точно не помнишь, что случилось? — генерал в синей форме, резко обратился к девушке. Та вздрогнула, но всё же отрицательно покачала головой.

— Услышав ругань, я закрыла уши и глаза, — заявила она.

— Понятно же, что она боится сына Щёлокова, — прокомментировал я её поведение, — и не будет давать против него показания.

— Иван, тебе слова не давали, — отбрил меня товарищ Белый, обратившись к высокому милицейскому начальству, — ваши люди будут писать в рапортах, что они представлялись и показывали ему удостоверения? Просто если мы вдруг найдём свидетелей, которые покажут, что они просто бросились взламывать квартиру без всяких на то оснований, может выйти неприятный межведомственный конфуз.

Милиционер, хмуро на него посмотрел, затем на меня.

— Вопрос закрыт, — сказал он, вставая и уходя.

— Завтра у меня, с утра, как штык, — комитетчик бросил взгляд на Варю, и поморщившись, сказал мне эти слова перед уходом.

— Так точно, товарищ генерал.

Он встал и также вышел из квартиры, а я пошёл закрыть за ним дверь, вернувшись обратно на кухню.

Девушка подняла на меня удивлённый взгляд.

— Ты кто такой Иван? Почему ты избил милиционеров, сына Щёлокова и остался на свободе?

— Это пока ещё под большим вопросом, — я не стал распушать крылья перед ней, прекрасно понимая, что КГБ защищало не меня, а будущие Олимпийские медали, да к тому же милиция реально обозрела, нарушив все законы разом, только по указке сына министра и это понимали все, кто тут побывал. Видимо это и послужило тем, что от меня временно отстали, но я был уверен, что именно временно.

— Ждём родителей и успокоим их? — спросил я её, — я могу помочь тебе, вдвоём это будет сделать проще.

Варя задумалась, и неожиданно согласилась, видимо самой её было страшно.

Родителями оказались директор автомастерской, которому я совсем не понравился, поскольку моя родословная, хоть и поправленная КГБ была далека от его идеалов, а мама возненавидела меня всеми фибрами души, когда узнала, что я избил сына их всесильного друга. Поэтому уже через двадцать минут знакомства, мне указали на дверь. Прощаясь в коридоре с Варей, я привычно ткнулся в её губы, ожидая, что они опять будут сжаты. Какого же было моё удивление, когда я ощутил мягкость и податливость,