Наконец Роберту стало понятно, что Берд охотник поболтать о женском поле. Роберт весь вечер описывал сумасшедшие страсти с сумасшедшими куртизанками, у доктора сверкали глаза, он повторял, что непременно по скончании плавания ехать ему в Париж. Потом овладел собою и пробурчал, что паписты все до одного похабники. Роберт заметил, что среди савойцев многие без пяти минут гугеноты. Рыцарь Мальты осенил себя крестом и вернулся к разговору о бабах.

Вплоть до самой высадки на Мас – Афуэра жизнь доктора, казалось, протекала согласно заведенным ритмам, и если он что – то наблюдал на борту, он, видимо, делал это, когда другие сходили на берег. В плавании он целый день прохлаждался на деке, вечерами допоздна болтал с сотрапезниками, а по ночам, разумеется, спал. Его каюта соседствовала с Робертовой, два узких отсека были разделены переборкой, Роберт вслушивался, стояла тишина.

Как только вошли в Тихий океан, привычки Берда переменились. Как отчалили от Мас – Афуэра, Роберт заметил, что Берд где – то стал отсутствовать по утрам от семи до восьми; странно, потому что прежде именно в такое время он выходил к завтраку. На отрезке пути, тянувшемся на север, к черепашьему острову, Берд удалялся всегда в один и тот же час, в шесть часов утром. Стоило кораблю отклонить курс снова на запад, как Берд начал подыматься в пять. Роберт слышал, как один из помощников приходил его будить. Потом пробуждение постепенно передвигалось на четыре, на три, на два.

Роберт точно определял время, у него имелись маленькие песочные часы. На закате с досужим видом он загуливал на нактоуз, где рядом с компасом, плававшим в китовом жире, имелась табличка, на которой кормчий метил координаты и предполагаемое время суток. Роберт принимал время к сведению, быстро шел и устанавливал свою песочную клепсидру и следил за регулярным пересыпанием содержимого, помечая, сколько раз приходилось перевертывать. Благодаря этому он доподлинно знал, что Берд каждое утро покидает каюту на несколько минут раньше и что если это продолжится, не миновать такого дня, когда он удалится по делам вообще в полночь.

На фоне всего, чему Роберт обучился от Мазарини, Кольбера и их помощников, нетрудно было прийти к догадке, что походы Берда совпадали с последовательным изменением координаты. Это было как если бы из Европы некто, ежедневно в час пополудни на Канарских островах, или в назначенный час на каком – то другом меридиане, направлял сигнал, который Берд неизвестным образом принимал в секретном месте. Зная время на борту «Амариллиды», Берд на основании этого высчитывал долготный градус!

Достаточно было бы заглянуть туда, куда Берд удалялся. Только как? Пока он делал это с утра, тайно следовать за ним вообще не представлялось возможным. Когда его отлучки передвинулись на ночь, Роберт, хотя и слышал, что доктор покидает каюту, не мог выскакивать ему вдогонку. Он пережидал совсем немного, потом пытался разыскивать следы лекаря. Безрезультатно. И не только оттого, что идя по кораблю наощупь, Роберт путался в гамаках команды или спотыкался о лежащих пилигримов. Хуже, что нередко он сталкивался нос к носу с теми, кому полагалось бы почивать. Значит, имелась недреманная охрана.

Встречаясь с одним из таких, Роберт оправдывался привязчивой бессонницей и вскарабкивался на мостик, надеясь, что не вызвал подозрений. С начала плавания он создал себе репутацию сумасброда, блуждающего по ночам, дрыхнущего днем. Но, ретировавшись на мостик, где, как правило, торчал матрос, с которым Роберт почитал необходимым обменяться парой приветствий, при условии, разумеется, что у них имелся хоть какой – то общий язык, – он терял ночь безрезультатно.

Этим объясняется, что месяц за месяцем проходили, что Роберт был довольно близок к разгадке секрета «Амариллиды» и, тем не менее, до последних пор не исхитрился просунуть нос туда, куда требовалось, чтоб выведать тайну.

С другой стороны, с самого отплытия он втягивал Берда в дружескую откровенность. При этом он использовал метод, которому Мазарини не учил его. Желая узнать нечто, Роберт наводил на эту тему мальтийского рыцаря, которому ответ был неведом. Роберт давал ему понять, что тема беседы обладает великой значительностью, в частности для отыскания желанной Эскондиды. После этого, когда наступал вечер, рыцарь переадресовывал тот же вопрос доктору Берду.

Однажды ночью на верхней палубе они любовались звездами, и доктор заметил, что, судя по светилам, была полночь. Мальтийский рыцарь, подученный Робертом за несколько часов до этого, произнес: «Знать бы, который час теперь на Мальте…»

«Проще простого, – вырвалось у доктора. Но он сразу же спохватился: – То есть труднее трудного, я хотел сказать». Рыцарь спросил, отчего это нельзя вывести из подсчета меридианов. «Разве солнце не тратит ровно час на прохождение пятнадцати градусов румба? Значит, достаточно знать, что мы на столько – то градусов удалены от Средиземного моря, поделить на пятнадцать, взять, сколько сейчас времени у нас на корабле, и вычислить, сколько у них».

«Вы как те астрономы, которые всю жизнь проковырялись с картами, но никогда не ходили в море. Иначе знали бы, что не существует возможности установить, на каком вы меридиане находитесь».

Берд кратко пересказывал то, что Роберту было уже известно. Мальтийскому же рыцарю все было внове, так что Берд истратил великое множество слов. «Древние полагали, что обладают безупречным методом, вычисляя по лунным затмениям. Вы понимаете, что происходит при затмении? В этот момент Солнце, Земля и Луна оказываются на одной оси и тенью Земли покрывается лик Луны. Поскольку поддается расчету и точный день и точный час ожидаемого затмения, надо только иметь под рукой таблицы Региомонтана, предположим, что некое затмение ожидается в Иерусалиме в полночь такого – то дня, ну, а у вас оно наступает в десять вечера. Значит, вас отделяют от Иерусалима два часа. Следовательно, ваша точка наблюдения отстоит на тридцать градусов долготы на запад от долготы Иерусалима».

«Изумительно, – воскликнул Роберт. – И да славится мудрость древних!»

«Да, но этот расчет верен лишь до некоторой степени. Великий Колумб во второе свое странствование высчитал координаты по затмению Луны, находясь у берегов Испаньолы, и допустил ошибку в двадцать три градуса к западу, то есть почти в полтора часа временной разницы! А в четвертом путешествии, опять – таки по затмению, он обсчитался на два часа с половиной!»

«Обсчитался он или Региомонтан?» – спросил мальтийский рыцарь.

«Кто разберет? На корабле, который движется всегда, даже когда стоит на якоре, трудно замерять с точностью. Может быть, вам известно вдобавок, что Колумб хотел во что бы то ни стало доказать, будто доплыл до Азии, и следовательно, он неосознанно влекся к этой ошибке, продемонстрировать, будто продвинулся дальше, нежели на самом деле… Есть еще способ по положению Луны. Он вошел в большую моду в последние сто лет. Эта идея не лишена, как бы это сказать, wit, изящества. За свой месяц Луна совершает полное передвижение с востока на запад против орбит всех звезд, а, следовательно, она, как стрелка небесного циферблата, посещает весь круг Зодиака. Звезды движутся по небу с востока на запад приблизительно на пятнадцать градусов в час, а Луна за то же самое время проходит только четырнадцать градусов с половиной. Так Луна расходится с движением звездной сферы на полградуса. Так вот, в древности думали, что можно вычислять по расстоянию между Луной и некоей fixed sterre, как бы это сказать, некой исходной звездой, в определенный момент, если эта звезда одна и та же для наблюдателей со всех концов света… Достаточно использовать опять – таки таблицы, так называемые эфемериды, и наблюдая небо с помощью the astronomers staffe, the Crosse…»