Благодаря этому на «Амариллиде» узнавали, когда в Европе настает определенный час. Зная время в точке нахождения судна, могли определять долготу!

Оставалось только увериться в справедливости догадки. В эту пору Берд уединялся каждый день часов около одиннадцати: значит, «Амариллида» подходила к антимеридиану. Спрятаться около пса и выждать прихода медика!

Ему повезло, если можно так выразиться о преддверии шквала, который, как вскоре станет понятно, обещал и кораблю и всем населявшим этот корабль величайшее невезение. Все утро и после обеда море волновалось, Роберт смог сослаться на тошноту и неблагополучный желудок и упокоиться в каюте, пренебрегши в этот вечер ужином. При первой темноте, когда еще не выставили часовых, он прокрался вниз по трапу в трюм, неся с собой огниво и просмоленный шкентель, чтоб освещать дорогу. Он знал, что около собаки, над ее лежанкой, имелись нары, набитые навивами соломы. Эти навивы служили для поправки слежавшихся матросских тюфяков. Роберт заполз в глубину сеновала и зарылся. Оттуда он никак не мог видеть собаку, но имел возможность разглядывать лица тех, кто будет заходить, и слышать их разговоры.

Ожидание протянулось час или более, время шло тем медлительнее, чем отчаянней бедная тварь вопила и сокрушалась, но вот наконец послышались голоса и мелькнул свет.

Роберт смог наблюдать процедуру, совершавшуюся за несколько шагов от его укрытия. Доктору помогали три ассистента.

«Ты пишешь, Кэвендиш?»

«Пишу, доктор».

«Подождем. Очень уж он воет сегодня».

«Это от качки».

«Тише, тише, Хэклит, – приговаривал доктор, видно, утешавший беднягу лицемерным ласканием. – Плохо, что мы не договаривались почетче о порядке работы. Надо бы всегда начинать с успокоительного».

«Не скажите, доктор, случается, что он в нужное время спит и приходится его будить, бередить рану».

«Осторожнее, он, кажется, встрепенулся… Тише, Хэклит… Да, он мечется, он скачет!» – Пес и вправду испускал вопли непереносимой боли. – Они накаливают ножик на огне, записывай время, Уитрингтон!"

«Приблизительно половина двенадцатого».

«Проверьте по всем часам. Это должно длиться минут десять».

Собачьему визгу, казалось, не будет конца. Потом визг оборвался, перейдя в какое – то «фр – фр», ослабевавшее, угасающее, сменяющееся молчанием.

«Отлично, – подвел итог доктор Берд. – Который час, Уитрингтон?»

«Все совпадает. Без четверти полночь».

Новая бесконечная пауза, а после паузы зверь, видимо, задремавший, думавший, что страдание улеглось, снова заголосил, будто ему перепиливали хвост.

«Сколько, Уитрингтон?»

«Час как раз прошел, последние песчинки».

«На часах уже было двенадцать», – произнес третий голос.

«По – моему, достаточно. Теперь, господа, – сказал доктор Берд, – надо надеяться, они вытащат ножик из печки, потому что бедный Хэклит уже не может терпеть. Воду с солью, Хаулс, и ветошку. Ну, ну, Хэклит, тебе ведь уже легче… Спи, спи, видишь, я с тобой посижу, видишь, все уже кончилось… Хаулс, снотворного в плошку…»

«Вот, доктор».

"Пей, Хэклит. Успокойся, попей водички… " – снова робкое стенание, потом тишина.

«Замечательно, господа, – взял слово доктор Берд. – Если бы этот распроклятый корабль так не трясся и не прыгал каждую минуту, можно было бы сказать, что мы провели полезный вечер. Завтра утром, Хаулс, как обычно, соль на рану. Подведем итоги, господа. В момент наибольшего страдания у нас была приблизительно полночь, а из Лондона нам подавали знак, что у них двенадцать дня. Значит, мы на антимеридиане Лондона, точнее на сто восьмидесятой долготе от Канарских островов. Если Соломоновы Острова расположены, как подсказывает легенда, на антимеридиане Железного Острова и если мы на нужной широте, значит, двигаясь на запад при хорошем попутном ветре, мы должны причалить к Сан – Кристобалю, или как нам заблагорассудится перекрестить этот злосчастный островок. Мы нашли то, за чем испанцы гоняются десятилетиями, а кроме того, получили в руки секрет Исходной Точки, Punto Fijo. Пива, Кэвендиш, надо поднять бокал за Его Королевское Величество, да благоволит к нему вечно Премилосердый Господь».

«Боже, храни короля», – отозвались единым духом три глотки, и надо заметить, что эти четыре человека, несомненно, являли собой пример истинной высоты духа и преданности монарху в дни, когда он, если еще и не прощался с головою, в любом случае почти что распростился с королевским троном.

Роберт усиленно соображал. Еще утром он обратил внимание, что этот пес, когда его гладят, умолкает, а если к нему случайно прикасаются в болевой точке, заходится воем. Хватало немногого, при ветре и качке корабля, чтобы вызывать в исстрадавшемся существе разные ощущения. Может, мучители и веровали, будто к ним доходят послания издалека, тогда как пес то терзался, то утихомиривался в зависимости от силы волн и наклона судна. Кроме того, если и впрямь существовало то, что Сен – Савен именовал смутными концептами, могло статься, что доктор Берд движениями рук подчинял собаку своим невыявленным побуждениям. Не сам ли он обмолвился, что причиной ошибки Колумба было неосознанное желание оказаться как можно ближе к Азии? Значит, судьба всего мира ныне зависит от способа, которым полупомешанные испытатели истолковывают вой истязуемой собаки? По бурчанию псиного брюха эти безумцы делают вывод, что они удаляются либо приближаются к областям, усиленно разыскиваемым испанскими, французскими, голландскими и португальскими безумцами? И его затянули в эту авантюру именно ради того, чтобы он добыл для Мазарини или для молокососа Кольбера рецепт, как населить все корабли океанского флота Франции недорезанными псами?

Ученые тем временем ушли. Роберт вылез из щели и приостановился, при свете фитилька, напротив посапывающего животного и погладил его по загривку. Роберт видел в этой бедолаге собаке все страдание мира, бешеного вымысла недоумков. Медленное его взросление, от памятных бесед в Казале и вплоть до этой минуты, оформлялось в законченную мысль. О, если бы он остался отшельником на незаселенном острове, как советовал мальтиец! Если бы последовал его совету и подпалил «Амариллиду», если бы оборвал своей бег, уйдя на третий остров, к дикаркам с кожей цвета сиенской глины, или на четвертый, где он мог бы стать бардом для местных племен. Если бы он отыскал Эскондиду, убежище от всех наемных убийц безжалостного мира!

Не знал он тогда, что судьбой уготован для него пятый Остров, вполне возможно его Остатний.

«Амариллида», казалось, была не в себе, и, хватаясь за что попало, он дотащился до каюты. Все недомогания отступали пред лицом настоящей морской болезни. Еще несколько минут, налетела буря. О гибели «Амариллиды» я уже рассказывал отдельно. Роберт с честью справился с заданием выжить. Он выжил один, он сохранил великий секрет доктора Берда. Но некому было передать выведанный секрет. Да и вполне вероятно, что секрет этот не стоил ничего.