– Кажется, нет. Но я не особо интересовалась. Мне его фотки были по барабану. Да и книжки тоже.

– Из-за чего поссорились Юрий и Вениамин? Вы знаете?

– Не помню, – с сожалением призналась Людмила. – Кажется, они собаку не поделили.

– Собаку?

– Ага. Или наоборот, выгнать ее хотели… Не было меня тем летом у Прохора, я в санатории подлечивалась. Танька все видела. У нее спросите.

«Похоже, не врет». Илюшин видел перед собой словоохотливую женщину, которая, кажется, искренне переживала, что не в ее силах помочь. «Или хорошая актриса. Придется ехать к Татьяне». Яна Тишко просила не впутывать ее мать в расследование, но Макар намеревался выяснить, что послужило причиной ссоры братьев. Уже второй человек говорил ему, что это была сущая ерунда. Однако из-за этой ерунды Юрий Савельев много лет не разговаривал со своим братом.

Людмила, улыбаясь, выжидательно смотрела на него. Ей и в самом деле нравилось разговаривать с юношей. Нравился его неподдельный интерес, который он к ней проявлял. Может быть, она даже привлекает его как женщина, а не как этот… как его… источник информации.

Она кокетливо поправила локон. Никакого флирта, конечно! Но так приятно вести себя легкомысленно и чуточку воображать, что могло бы быть, если бы…

– Знаете, меня удивляет одна вещь, – начал Макар.

Людмила приготовилась принимать комплименты возрасту. Да, на свои без малого пятьдесят она не выглядит. Кожа свежа, морщин почти нет…

– Вы совсем не удивились, когда я сказал, что Яна Тишко затеяла новое расследование.

Людмилу выдернули из ее фантазий, как морковку из грядки.

Сыщик смотрел на нее внимательно, чуть прищурившись. И взгляд его смущал, но совсем не в том смысле, в каком грезилось Люде.

– Я подумала, может быть, она хочет…

Бормотание оборвалось на полуслове.

– Хочет чего? – с вежливым любопытством осведомился Макар.

Людмила молчала. На щеках выступил легкий румянец.

– Хочет узнать что-нибудь новое! – нашлась она. – Ей ведь было тогда всего одиннадцать.

– Двенадцать.

– Да-да! И она все забыла. А теперь вспоминает!

Нет, ей определенно перестал нравиться этот взгляд. Слишком он вкручивается в нее. Точно сверло. Парень так смотрит, будто хочет вскрыть Людмиле черепную коробку и покопаться в ее извилинах.

– Вы знаете, кто убил Павла Варнавина?

Молчание.

– Люда, вам известно, кто на самом деле убил Павла Варнавина?

– Д-девочка, – выдавила Людмила. – Танькина дочь. – Она решительно поднялась. – Слушайте, да не знаю я! Что вы ко мне привязались!

– Сядьте, пожалуйста, – попросил Илюшин. – Мне на вас снизу смотреть неудобно.

Людмила сообразила, что в таком ракурсе выглядит не очень эффектно, и послушно опустилась на скамейку.

– Вам известно что-нибудь об обстоятельствах смерти Павла Варнавина, чего вы не упоминали в своих показаниях?

Женщина помотала головой.

– Я считала, это Яна. Не задумывалась особо…

– Не задумывались? – переспросил озадаченный Макар.

– А над чем? – простодушие ее было поразительным. – Случилось несчастье. Ну что ж… Бывает. Пашу похоронили, Венька его оплакал. А жизнь-то дальше идет! В моей, уж извините, не хватает места переживаниям о чужом подростке. О себе бы позаботиться!

Илюшин начал догадываться, отчего эта женщина так хорошо выглядит в свои сорок девять лет.

– Вы не жалели мальчика?

– Яну жалела. А Пашу – нет. Не нравился он мне.

– Почему?

Снова этот удивленный голубой взгляд.

– Женьке моей мешал. Прохору она была по душе, он готов был ее облагодетельствовать. Но Пашка вечно вылезал и все портил. Отвлекал деда!

– Это вы его убили?

Она рассмеялась, мигом забыв о недавней тревоге:

– Да зачем мне? Не выдумывайте! Яна его убила.

– Нет. Это не она.

– Значит, кто-то другой, – легко согласилась женщина. – Да только больше некому. Разве что Танька могла… – она задумалась. – Да, Танька запросто могла бы! Она бы всем нам бошки размозжила, будь ее воля!

– За что?

– А за то, что живем вольно, как захотим. Летаем, а не с цепями ползаем. Но ведь цепи-то она сама к себе приковала. Развелась ты с мужем – ну заведи себе нового мужика! Пусть он тебя кормит! Нет, Танька за свободу какую-то держалась, красивые слова о самостоятельности твердила… Ну и к чему тебе эта свобода? Лучше бы у меня училась, дурочка!

Людмила торжествующе посмотрела на Макара, как будто на его месте сидела сраженная завистью Татьяна.

Слушать этот панегирик собственной предприимчивости Илюшину надоело.

– Вы бывали в доме Изольды Дарницкой? – спросил он, чтобы отвлечь ее.

Эффект от его вопроса был поразительный. Кровь отхлынула от лица Людмилы. Полные розовые губы посерели, в глазах вспыхнул испуг.

– Люда?

Она не сразу справилась с собой.

– У Дарницкой? Н-нет. Никогда!

– Вы уверены?

– Не приглашала она меня к себе!

Голос Илюшина приобрел пугающую вкрадчивость:

– Вы бывали в доме без ее приглашения?

Людмила закусила губу и отрицательно помотала головой.

– Вам что-нибудь известно о ее смерти?

Женщина вскочила.

– Идти мне пора. Времени-то уже… – Она подняла к глазам правую руку, на которой не было часов, спохватилась и быстро заморгала. – Я вам все сказала!

– Нет, не все.

– Ничего я не помню, клянусь! Убили ее грабители.

– Вы знаете, кто это был?

– Нет! Ничего не знаю! Извините!

Илюшин смотрел, как она торопливо уходит, почти бежит по двору: тяжеловесная, в туфлях на высоких каблуках. Перед тем как скрыться в арке, Людмила испуганно обернулась. Кажется, боялась, что он ее преследует.

Илюшин не собирался идти за ней. Вместо этого он вытащил из кармана хирургические перчатки и спокойно снял с планшета отпечатки ее пальцев.

Затем достал телефон и обнаружил пять неотвеченных вызовов от Сергея.

– Если Кошелева ничего не знает об убийстве Варнавина, то о смерти старухи ей что-то известно, – сказал Макар, едва набрав его номер. – Разговорить ее мне не удалось, она боится.

– Прохор был знаком с Геннадием Козицким, – в тон ему ответил Сергей. – Он рецензировал его рассказы и помогал пристроить в журнал.

Илюшин осмыслил новость.