«политических противников» вождя, но я с ними не знаком. Аресты и незаметное исчезновение людей в нашем городе начались в 1936 г. Возможно, это происходило и в предыдущие годы, но мне лично об этом неизвестно. Когда раньше мы жили напротив городского парка, рядом с нами жила польская семья: отец, мать и два сына, один моего возраста, другой, намного старше. Вплотную с их домом располагалась большая мастерская по ремонту бытовой техники, которая принадлежала полякам. Мне кажется, что она была единственной в городе. Мастерская имела свою кузницу, пару небольших токарных станков и верстаки. На стенках располагались различные инструменты. Вечером, когда мастерская закрывалась, старший сын приглашал всех малышей из соседних домов в мастерскую и в полутьме рассказывал страшилки. Некоторые от испуга начинали плакать, а он получал от этого некое удовольствие. Именно с них начался террор. В одночасье, все они просто исчезли. Их добротный дом и мастерскую реквизировали. Весь город оцепенел. Ведь эта семья была известна всему городу, её услугами пользовались многие горожане. Да, они были угрюмыми, малоразговорчивыми, но это не причина для их ареста. Все ждали дальнейших событий. Начались аресты. Следующими подверглись аресту директор нашей школы и члены его семьи. Кажется, его фамилия Рокач. Он был венгром или венгерским евреем. Под его руководством школа стала лучшей в регионе. Сам он, как и его жена преподавали в старших классах. В школе в старших классах учились их дети. Директор был строгий, но справедливый. Об этом свидетельствует одно событие. Я взял в школьной библиотеке рекомендованное для чтения пособие по литературе, в котором содержалось помимо биографии русских поэтов также их отдельные поэмы и стихи. Это была достаточно толстая книга в красивом жёстком переплёте. Выдавали её на ограниченное время. Ученик нашего класса некий Карамышев попросил одолжить ему книгу на пару дней. Действительно, через два дня он вернул книгу. Перед тем как сдать её в библиотеку, я решил её перелистать, чтобы убедиться, что с ней всё в порядке. Каков был мой ужас, когда я увидел, что все портреты изуродованы: на изображении портретов, включая великих вождей, грубо чернилами нарисованы усы и бороды или они испачканы чернилами. Имеет место надругательства над вождями мирового пролетариата и великими русскими поэтами, т. е. имеет место факт вредительства. Понятно, что вся тяжесть ответственности ляжет на моих папу и маму. Я решил показать книгу маме. Она выслушала мой рассказ о том, каким образом книга оказалась у Карамышева, и спокойным голосом сказала: «Одевайся, пойдём в школу.» Я учился тогда в шестом классе, в первую смену. Примерно в четыре часа мы прошли в кабинет директора. К счастью, он в это время не имел урока. Мама спокойным голосом рассказала о цели нашего прихода. Она при этом добавила, что если она не будет удовлетворена решением, которое гарантирует снятие ответственности с ее сына за совершённое безобразие, то она будет вынуждена обратиться к прокурору. Понятно, что директору меньше всего хотелось встречаться с прокурором. Поэтому он уверен, что я никакого отношения к случившемуся не имею. Он заверил маму, что он тщательно разберётся со всей этой историей, пожелал нам всяческого добра и проводил нас до самых дверей школы. Через день на большой перемене меня пригласили к директору школы. Я поздоровался с директором, который предложил мне сесть на стул, стоящим перед его столом. Он попросил передать моей маме следующее: «Ваш сын в случившимся не виноват. Книгу разрисовал и, таким образом, её испортил, младший брат Карамышева. Родители последнего алкоголики и воспитанием детей не занимаются. Что касается самого Карамышева, то он переведён в другую школу». Этот крайне опасный инцидент завершился благополучно для нашей семьи. Мои родители были очень взволнованы, узнав об аресте директора школы. В 1935г., после продажи СССР Маньчжурии Китайской Восточной Железной дороги (КВЖД), сотрудники этой дороги стали возвращаться на родину. Это были высококвалифицированные специалисты по обслуживанию железных дорог и подвижного состава. Часть этих специалистов была направлена в г. Каган. Среди приезжих была семья по фамилии Осипенко, состоящая из четырёх человек: отца, матери и двух сыновей – школьников. Последних приняли в нашу школу. Они были очень высокими, на голову выше любого ученика. Старший посещал девятый класс, а младший седьмой класс. У того и другого имелись американские гоночные велосипеды. Они часто разъезжали по городу, вызывая восхищение и одновременно зависть. Семья жила замкнуто, дети не завели друзей в школе. Однажды, вся семья исчезла. Злые языки утверждали, что они были японскими шпионами. То же самое произошло с корейскими переселенцами с Дальнего Востока, которых считали пятой колонной. Сначала их было много, но затем все, за исключения единиц, были арестованы и увезены в неизвестном направлении. Надо сказать, что как семья Осипенко, так и корейцы быстро адаптировались к местным условиям и проявили себя хорошими и честными работниками. Здесь я хочу отметить одно важное обстоятельство. Город Каган находился далеко от центра с населением, в котором преобладали русские, с принятой в СССР структурой управления: Горком партии, Горисполком, городское управление НКВД, милиция, Центральный банк и т. д. По-видимому, по этой причине г. Каган стал местом ссылки или пересыльным пунктом для членов семей «врагов народа». Разумеется, не рядовых, а участников знаменитых процессов. Участники-это бывшие соратники вождя народов. Кроме того, в Каган отправляли в ссылку бывших крупных руководителей правительства Узбекской ССР. Я не знаю, по какой причине на Каган возложили эти функции, но предполагаю, что малочисленность населения, некая изолированность позволяли вести постоянную слежку за членами семей репрессированных «врагов народа». На нашей улице и на нашей стороне, между небольшим пустырём и огороженным «Пустым двором», куда свозили битую стеклянную тару и осколки оконного стекла, поодаль от тротуара стоял просторный кирпичный одноэтажный дом. Какое-то время он пустовал. Но однажды в нём появились обитатели. Они вели себя крайне замкнуто, и лишь в редких случаях на крыльце дома появлялся высокий мужчина средних лет. Он был одет опрятно и производил впечатление интеллигентного человека. Я обратил внимание на его несколько удлинённое лицо. В некоторых случаях, когда я проходил мимо, а дверь на короткое время оставалась открытой, то в глубине коридора можно было видеть женские фигуры. Как мне объяснили взрослые, эти ссыльные – близкие родственники Генриха Ягоды, бывшего наркома внутренних дел СССР, дело которого рассматривалось на Третьем Московском процессе, и согласно приговору он был расстрелян в марте 1938 года. Сколько времени родственники Ягоды находились в Кагане, я не помню, куда их перевели – не знаю.