Некоторые области на юге Русской земли, находившиеся вблизи Половецкого поля, попали под непосредственную власть татар. Так, татары хозяйничали в Переяславле-Южном; принадлежал им и город Канев на Днепре, в 120 километрах южнее Киева. «Люди татарские» упоминаются в Болоховской земле и днестровском Понизье, на юге Галицко-Волынского княжества. Есть сведения о том, что своеобразная «буферная зона» существовала под властью татар на Оке, в пределах Рязанского княжества. «Татарскими» считались позднее Тула, Коломна, Лопасня47.

Случалось и так, что отдельные представители монгольской знати, в том числе родственники или свойственники самого Батыя, оказывались на Руси, так сказать, в «частном порядке». Наиболее раннее свидетельство на этот счёт принадлежит русскому архиепископу Петру, бежавшему от татар и нашедшему убежище в Западной Европе. В 1245 году он выступил с информацией о татарах перед участниками I Лионского собора, рассказал о их обычаях, тактике ведения войны и, в частности, упомянул, что «некто из тартар, по имени Калаладин, зять Чиркана (Чингисхана. — А. К.), бежал в Руссию (в другом варианте: «был изгнан в Руссию». — А. К.), ибо был уличён во лжи. Его лишь благодаря его жене пощадили старейшины татарские, а не убили его»48. Известно, что какие-то «ордынские вельможи» во времена преемника Батыя Берке проживали в Ростове; среди них оказался некий «царевич» (по версии позднего русского Жития, племянник Берке), принявший здесь крещение с именем Пётр и впоследствии причтённый Русской церковью клику святых49. Если перед нами не поздняя агиографическая легенда (связанная с основанием известного Петровского Ростовского монастыря), то это — случай исключительный[25].

Не стоит обольщаться словами летописца относительно «чести», оказанной русским князьям в Орде. Все они оставались не более чем «улусниками» и «служебниками» татар31. Их поездки в Орду имели единственную цель: подтвердить признание ими власти татарских «царей», поклониться им и на этом условии принять от них в «держание» собственную землю. «Не подобает жить на земле хановой и Батыевой, не поклонившись им» — так выражено это условие в древнерусском «Сказании об убиении в Орде князя Михаила Черниговского и боярина его Феодора»52. «Хан», или «кан», — это правитель всей Монгольской империи; Батый — правитель Улуса Джучи, в состав которого вошла и Русь. До тех пор пока Батый и его преемники будут признавать власть центрального монгольского правительства в Каракоруме, будет действовать это правило, и русским князьям придётся изъявлять свою покорность и великому хану, и правителям Орды. При этом признание власти ордынских «царей» было обставлено множеством унизительных обрядов и церемоний, которые в глазах русских выглядели кощунственными и неприемлемыми для православного человека. (Именно неприятие этих обрядов будет стоить жизни князю Михаилу Черниговскому; впрочем, более подробно о пребывании русских в ставке Батыя речь пойдёт в следующей главе книги.) В этом отношении положение русских князей ничем не отличалось от положения правителей других завоёванных монголами стран. Татары «посылают… за государями земель, чтобы те являлись к ним без замедления, — сообщал Плано Карпини, — а когда они придут туда, то не получают никакого должного почёта, а считаются наряду с другими презренными личностями, и им надлежит подносить великие дары как вождям, так и их жёнам, и чиновникам, тысячникам и сотникам…», А в другом месте своего сочинения писал о том, что татары считают других людей, «так сказать, ни за что, будь ли то знатные или незнатные. Именно, мы видели при дворе императора (хана Гуюка. — А. К.), как знатный муж Ярослав, великий князь Руссии, а также сын[овья] царя и царицы Грузинской, и много великих султанов, а также князь солангов (корейцев. — А. К.) не получали среди них никакого должного почёта, но приставленные к ним татары, какого бы то низкого звания они ни были, шли впереди их и занимали всегда первое и главное место, а… тем надлежало сидеть сзади зада их»53. Вот уж действительно, «злее зла честь татарская!» — как воскликнет галицкий летописец, рассказывая о пребывании у Батыя князя Даниила Романовича.

Такое презрительное отношение даже к правителям завоёванных стран татарские чиновники любого ранга демонстрировали и приезжая в их страны. В этом отношении показательна история, произошедшая с грузинским князем Авагом Мхардзели, носившим титул атабека, то есть регента и правителя страны. Аваг одним из первых в Грузии признал власть завоевателей; он совершил путешествие и к Батыю на Волгу; и в Каракорум и получил от великого хана Угедея ярлык и жену-монголку; свою же собственную дочь выдал замуж за одного из вельмож, состоявших на ханской службе, — всё это должно было сильно возвысить его в глазах татар. И тем не менее когда к нему в дом явился некий татарин Джодж-Буга, человек «не очень уж знатный», как сообщает армянский хронист Киракос Гандзакеми, и Аваг «не столь поспешно встал навстречу ему», татарин «начат бить его по голове нагайкой, которая была у него в руке». В страхе за свою жизнь Авагу пришлось бежать из страны и взывать к милости великого хана, а его дом и имущество были разграблены54. Подобное вполне могло случиться — и наверняка случалось — и с русскими князьями. Известно, что даже во второй половине XV века — незадолго до окончательного свержения ордынского ига! — великому князю Ивану III, «государю всея Руси», приходилось демонстрировать свою покорность перед прибывавшими в его столицу татарскими послами: «он выходил к ним за город навстречу и стоя выслушивал их сидящих». По словам австрийского дипломата Сигизмунда Герберштейна, супруга Ивана III гречанка Софья Палеолог «так негодовала на это, что повторяла ежедневно, что вышла замуж за раба татар, а потому, чтобы оставить когда-нибудь этот рабский обычай, она уговорила мужа притворяться при прибытии татар больным»55. Что уж говорить о временах Батыя или Берке?! Какие чувства должны были испытывать русские князья, получая известие о прибытии к ним очередного татарского чиновника?! На что приходилось идти им, чтобы избежать гнева, унижений и издёвок, а зачастую и рукоприкладства?! Рецепт в таких случаях был один, и он хорошо известен: это лесть, угодничество, раболепие, заискивание перед грозными «варварами», а главное — богатые подношения, угощение, дары…

Первые десятилетия татарского владычества над Русью отмечены беспощадным, почти ничем не ограниченным произволом татар, продолжающимся разграблением страны, массовыми убийствами, уводом населения в рабство. Требования, которые татары предъявляли к подчинившимся им народам, перечислил Плано Карпини: эти требования сводились к тому, «чтобы они (покорённые народы. — А. К.) шли с ними в войске против всякого человека, когда им угодно, и чтобы они давали им десятую часть от всего, как от людей, так и от имущества. Именно, они отсчитывают десять отроков и берут одного и точно так же поступают и с девушками; они отвозят их в свою страну и держат в качестве рабов. Остальных они считают и распределяют согласно своему обычаю». Это были те самые требования «десятины во всём», которые татары накануне нашествия предъявили русским князьям. Но даже если бы русские приняли их, татары вряд ли бы стали соблюдать какие-то договорённости относительно условий подчинения Русской земли их власти. Плано Карпини прямо писал об этом: в отношении стран, уже завоёванных ими, татары, «если что и обещали им, не исполняют ничего, но пытаются повредить им всевозможными способами, какие только соответственно могут найти против них». А далее приводил конкретные примеры, прямо относившиеся к Руси: «Например, в бытность нашу в Руссии был прислан туда один сарацин, как говорили, из партии Куйюк-кана (Гуюка. — А. К.) и Бату, и этот наместник у всякого человека, имевшего трёх сыновей, брал одного (то есть вместо «десятины» треть! — А. К.)… вместе с тем он уводил всех мужчин, не имевших жён, и точно так же поступал с женщинами, не имевшими законных мужей, а равным образом выселял он и бедных, которые снискивали себе пропитание нищенством. Остальных же, согласно своему обычаю, пересчитал, приказывая, чтобы каждый, как малый, так и большой, даже однодневный младенец, или бедный, или богатый, платил такую дань, именно, чтобы он давал одну шкуру белого медведя (? — А. К.), одного чёрного бобра, одного чёрного соболя, одну чёрную шкуру некоего животного (хоря. — А. К.)… и одну чёрную лисью шкуру. И всякий, кто не даст этого, должен быть отведён к татарам и превращён в их раба». Возможно, итальянский монах не вполне точен, перечисляя состав русской дани (да и едва ли эта дань была одинаковой для всех категорий населения и всех областей Руси). Но он прав в том, что дань эта была в полном смысле слова губительной для страны и народа. К тому времени в Монгольской империи получила широкое распространение практика передачи дани с отдельных земель на откуп — главным образом «сарацинам», то есть купцам-мусульманам из Средней Азии («бесерменам», как их будут называть на Руси) или купцам-евреям56. Внеся определённую сумму платежа в ханскую казну, откупщики получали возможность собирать с отведённой им территории много больше — их сопровождали сильные татарские отряды, которые выбивали недоимки, а когда платить было нечем, забирали в рабство самих должников или членов их семей. Для определения размеров дани и требовалось «исчисление» жителей. Массовые переписи населения (или «число», как называли эти переписи на Руси) начнутся в русских землях позднее (первое всеобщее «исчисление» Северо-Восточной Руси отмечено летописями уже после смерти Батыя, в 1257 году). Но судя по свидетельству Плано Карпини, «исчисления» отдельных городов и сёл происходили на Руси уже в первое десятилетие ордынского ига. «Людей тех держат они в самом тяжёлом рабстве», — писал Плано Карпини о русских. Несколько лет спустя Гильом Рубрук подтвердил его слова: «Эта страна вся опустошена татарами и поныне ежедневно опустошается ими… Когда русские не могут дать больше золота или серебра, татары уводят их и их малюток, как стада, в пустыню, чтобы караулить их животных»57.