Миша? Там же до хрена. И бабки не все мои, понимаешь? Люди ждут их. Они не смирились. А ты… ты заставляешь усомниться в твоем профессионализме. И в твоей непричастности. И это очень хорошо, что ты прилетел сюда сам, а не позвонил или написал. Очень хорошо, Миша. Иначе мы стали бы думать о тебе нехорошо… Но в Москве тебя ищут, знаешь?

— Да.

— И как только ты сойдешь с трапа самолета, тебя примут, понимаешь это?

— Да.

— И ты готов?

— Да.

— Даже если тебя на нары швырнут? — усомнился его собеседник, разгуливая по террасе огромного дома в одних тонких шортах и босиком.

— Готов. Но им нечего мне предъявить. Подписки о невыезде не было. Была лишь просьба. Во всем остальном… Я делал свою работу, так же как и они — свою.

— Тебе придется что-то рассказать им?

— Да. Но все в пределах допустимого. Большую часть информации они уже получили. Остальное их не касается.

— Хорошо. Молодец, Миша. Я не ошибся в тебе, когда попросил поработать на меня.

Собеседник Ардина встал у низких перил террасы, уставился на волны, накатывающие на песчаный берег. Рука его с запотевшим бокалом, в котором коктейля осталось на палец, замерла на полпути ко рту.

— Как же так они тебя вычислили, Миша?

— Я не прятался. Намеренно не прятался. Мне нужно было, чтобы они испугались и начали совершать ошибки. Они их и совершали. Принялись устранять всех, кто был с ними в связке.

— Да, но подставили-то тебя! Как будешь выкручиваться?

— Я все продумал. Выкручусь…

Но если в разговоре со своим работодателем Михаил казался уверенным и расслабленным, то на подлете к Москве он совсем себя таким не чувствовал.

Он знал, о чем его будут спрашивать. И у него готовы были ответы на все их вопросы. На все, кроме одного. Чертов спортивный костюм путал все карты. И да, у него не было ответа на этот вопрос.

А так он все продумал заранее. И даже взял второй билет на самолет, прилетев в другой аэропорт, а не в тот, где его сто процентов поджидали. И из аэропорта, взяв такси, он прямиком отправился в полицию.

В дежурной части ему сказали, что ни майора Игнатова, ни майора Ростовой нет на месте.

— Они на выезде, — скупо пояснил дежурный, подозрительно рассматривая его сквозь бронированное стекло.

О! Он даже знал, на каком именно выезде эти двое. Ловят его в аэропорту. Мечутся от одного выхода к другому. А он вот он, здесь, ждет их. Явился сам. Ардин был хорошим юристом и прекрасно знал разницу между добровольной явкой в полицию и задержанием.

Задержать его не получилось. И вполне возможно, что в тот момент, когда он усаживался на деревянную скамью перед кабинетом Игнатова, тот звонил в нужные службы и просил объявить Ардина в розыск.

Он прождал почти час, прежде чем эти двое появились в коридоре. Они уже знали, что он их ждет. Дежурный доложил. Замерев в метре от него, Игнатов минуту его рассматривал. Потом хмыкнул и произнес всего одно слово:

— Умно…

Его помощница Ростова — дочка местного начальника полиции — тем временем отперла кабинет, широко распахнула дверь и пригласила всех войти.

Ардина усадили на стул в самом углу, чтобы он, не дай бог, в окно не вышел и через дверь не убежал. И сразу приступили к допросу.

Почему его не потащили в специальную комнату, с камерами и наблюдателями за зеркальным стеклом, он не понимал. И задал вполне конкретный вопрос. Ему ответили без подробностей:

— Еще будет время вас туда отвести.

По лицу Игнатова скользнула странная гримаса, словно он облажался и понимал, что это так, но менять ничего не станет. Но его напарница, покраснев до мочек аккуратных ушек, неожиданно призналась.

— Там ремонт, — обронила она. И поинтересовалась: — Вам нужен адвокат, Михаил Степанович?

— Нет, — мотнул он головой. — Я сам себе защитник.

— Тогда приступим…

Многие вопросы повторялись. На них он отвечал точно так же, как и раньше. На вопрос, с какой женщиной он встречался в командировках близ Москвы, пришлось ответить правду.

— Со Светланой Гореловой.

— То есть?! — опешили оба — и Игнатов, и Ростова. — Вы состояли в отношениях?

— И да, и нет. Начиналось все с делового общения. А потом как-то так вышло, что… В общем, мы стали любовниками.

— По чьей инициативе? — проявила интерес майор Ростова.

— По обоюдному согласию, товарищ майор, — ухмыльнулся Ардин. — И давайте, прежде чем вы попытаетесь повесить на меня всех на свете собак, я вам кое-что расскажу…

И он начал рассказывать то, что и собирался. Текст был согласован с его работодателем, никак не пятнал ни его, ни его клиентов. И самого Ардина даже выставлял в выгодном свете.

— Я отвечал за безопасность доставки груза. За хранение не отвечал, да. Но меня сочли косвенно виновным в том, что я не сумел предусмотреть, предугадать, заметить наблюдение за банком. Какой-то пацан желторотый заметил, а я нет!

— Вы знали о Пете Камушкине? — изумилась Кира.

— Потом узнал. Из рассказов Светы. Она многое мне рассказала. Но она тоже не все знала. То, например, куда подевался Цыбин? Его тело будто бы обнаружено было в захоронении на соседнем с моим участком, а его живого видят свидетели. И, подозреваю, именно он убил Свету.

— Почему, как думаете?

— Потому что она многое знала. Могла его выдать. И она…

Тут Ардин запросил воды, в горле сделалось невозможно сухо. Перелет, важная беседа с полицией и… И Свету ему по-настоящему было жалко. Дурехой она была. Очень красивой, безбашенной дурехой. Он не был в нее влюблен, использовал ее как хотел. Но иногда ему было по-настоящему ее жалко. Он же понимал, что Цыбин не оставит ее в живых. И выберет место и время для ее устранения.

Так и случилось. Жаль, что она не призналась ему, что Цыбин ее навещал в ее загородном доме. Очень жаль. Все пошло бы иначе. Все!

— Так что она, Ардин? — поторопила его Ростова, нетерпеливо наблюдая, как он неторопливо пьет воду.

Он привстал и поставил опустошенный стакан на край стола Игнатова.

— Она видела, как Цыбин убил Кириллова Вадима.

— Они случайно встретились? Светлана ждала в машине Кириллова и тут…

— Не было никакой случайности. Все они втроем на момент убийства были вместе. У них была назначена встреча. Света привезла Цыбина в соседний двор. По соседству с тем домом, где проживал Кириллов со своей женой. Вадим Кириллов имел претензии к Цыбину, начал откровенно их высказывать. Потом стал хватать его, попытался