Бледная от ужаса Лизхен рассказала, как относила письмо сеньору Джакомо, как затем Руфь поехала в маскарад, и созналась наконец, что госпожа ее после того часто уезжала неизвестно куда, оставалась там подолгу, иногда получала письма, которые тщательно сжигала.

– Хорошо, пойди теперь позови няню с ребенком, – сказал Самуил, внимательно ее выслушав.

Нежно обняв маленького Самуила, который вскрикнул от радости, увидев его, он велел няне и камеристке взять необходимые ребенку для ночи вещи и ехать тотчас же в загородную виллу. Затем он вошел в свой кабинет, написал письмо и в сопровождении Леви вышел из дома. Они взяли фиакр и направились к месту свидания.

Когда карета остановилась, Самуил мрачным взглядом окинул старый уединенный дом, потом отдал приказание Леви, который, выйдя из кареты, несколько раз постучал сильно в ворота, наглухо закрытые. Прошло довольно много времени, пока калитка открылась и из нее показалась хитрая рожа Николая Петесу.

– Кто вы такие и как смеете поднимать шум у моего дома? – спросил он.

– Вот письмо, очень важное, которое прошу вас передать князю Орохай.

– Здесь нет князя, и я не понимаю, что вы хотите, – подозрительно возразил Николай.

– Так вы хотите лишить князя важного предостережения?

Уверенность, с какой Леви говорил, казалось, поколебала Николая, он взял записку и запер ворота.

Ничего не подозревая, счастливые Руфь и Рауль безмятежно сидели в будуаре, говорили о любви. Склонясь на плечо возлюбленного, она глядела на него страстными глазами, жадно ловя каждое его слово! Рауль был нежен и мил, так как увлечение его, хотя и значительно успокаивающееся, все же еще не угасло.

Стук в дверь заставил их вздрогнуть, и из-за складок портьеры показалось бледное, встревоженное лицо Николая.

– Виноват, ваша светлость! Но случилось что-то непонятное. Какой-то неизвестный привез вам письмо, крайне важное, по его словам.

Весь вспыхнув, Рауль схватил письмо.

– Кто может знать, что я здесь? – воскликнул он, с досадой разрывая конверт.

На мгновение смертельная бледность покрыла его лицо, и глаза широко раскрылись, когда он прочел:

«Князь! Я считал вас более последовательным в вашей антипатии ко всему еврейскому, столь же щепетильным в выборе ваших любовниц, как в выборе противников. Теперь я убедился, что в поединке вы пренебрегаете евреем, но не гнушаетесь быть любовником его жены и прикрывать его именем вашего будущего незаконного ребенка. Надеюсь, вы признаете справедливым, если я воспротивлюсь такому дележу и ваше сегодняшнее свидание буду считать последним.

Самуил Мейер».

– Боже мой! Рауль! Что ты узнал? – воскликнула Руфь, следившая с возрастающей тревогой за переменой в лице князя.

К величайшему ее удивлению, князь вскочил с бешенством, на лице его появилось отвращение.

– Признайся! Жена ты еврея Самуила Мейера или нет? – проговорил он глухим от волнения голосом.

– Да! Но кто это тебе сказал? Рауль! Рауль! Ты пугаешь меня! – воскликнула Руфь, стараясь схватить его руку.

Он резко оттолкнул ее.

– Обманщица, ты уверяла меня, что ты итальянка. Пойми же, негодная, я задыхаюсь при мысли, что замарал себя прикосновением к омерзительной расе, которую от всей души ненавижу. Какое дьявольское стечение обстоятельств заставило меня полюбить еврейку, жену проклятого похитителя моего счастья!

Ни жива, ни мертва слушала Руфь этот взрыв бешенства, сменивший их прежние отношения с князем.

– Рауль! Рауль! – молила она, падая на колени и протягивая к нему руки. – Не осуждай меня за безумную любовь, которую ты мне внушил. Сама судьба свела нас. Тогда в маскараде я искала своего мужа! Увидев, что ошиблась, умоляла тебя отпустить меня. Постоянное презрение и пренебрежение Самуила заставило меня привязаться к тебе. Из страха потерять твою любовь я не решилась открыть тебе правду. Но разве я виновата, что родилась еврейкой, и разве это такое преступление, чтобы выгонять меня?

Судорожные рыдания заглушили ее голос. Как бы отрезвясь, Рауль провел рукой по влажному лбу. Охваченный чувством стыда и сожаления, он поспешно подошел к Руфи и поднял ее.

– Ты права, несчастная! Я виновен столько же, сколько и ты, но, поставив тебя на моем пути, Бог страшно наказал меня за мою слепую ненависть к вашему племени и за мою распущенность. Мы больше не увидимся, но помни, если мщение твоего мужа заставит тебя нуждаться в материальной помощи, ты найдешь во мне друга, который обеспечит твою судьбу и будущего ребенка. Прощай.

Он пожал ей руку и ушел. Руфь упала в кресло; но через некоторое время она встала, с лихорадочной поспешностью схватила шляпу и, шатаясь, вышла.

Князь, мрачный, бросился в карету, но, выехав за ворота, увидел Самуила, который ходил взад и вперед возле своего экипажа, стоявшего на шоссе. Рауль дернул шнурок кучера, вышел из кареты и, бледный, сдвинув брови, направился к Самуилу, который, увидев его, остановился.

Губы Рауля нервно дрожали, и он не мог говорить. Наконец, собравшись с силами, он глухим, но внятным голосом сказал:

– Господин Мейер, я к вашим услугам. Предоставляю вам выбор оружия, я буду ждать ваших секундантов.

С презрением и ненавистью взглянул Самуил на своего соперника.

– Князь, – насмешливо ответил он, – ваш теперешний вид и те усилия, которых стоит вам этот вызов, доказывают мне, что я уже отомщен, а ваша любовь к еврейке служит мне удовлетворением, и я сам теперь не желаю драться с вами. И не хочу, – присовокупил он, наклоняясь к князю, – втягивать вас в публичный скандал, так как он отозвался бы главным образом на вашей невинной молодой жене, которой вы так мало достойны.

Он повернулся спиной к Раулю и, приказав экипажу ехать за собой, подошел к Руфи, появившейся в воротах, знаком заставил ее войти в карету и сам сел возле нее.

Ни одним словом не обменялись они в продолжение всего пути. Вид и взгляд Самуила леденили кровь. Машинально, как пьяная, она шла в свои комнаты, и только когда Самуил ушел, заперев за собой дверь будуара, она тяжело опустилась в кресло и закрыла лицо руками. Действительность предстала перед ней во всей своей ужасающей наготе. Упоительные мечты, которым она в течение четырех месяцев предавалась в объятиях Рауля, исчезли. Что решит ее неумолимый судья? Запятнав его честь, она вдвойне оскорбила его, отдавшись его сопернику, которого он ненавидел. Руфь поняла, что Самуил никогда не потерпит в своем доме ребенка князя и не покроет его своим именем. Что будет с ней, если он отошлет ее со скандалом? Как примут родные обесчещенную женщину, которая, отдавшись христианину, переступила закон еврейского народа? С мучительной тревогой думала она о своем отце, жестоком фанатике, заклятом враге гоев. Ужас и отчаяние сжимали ее сердце. Ах, как проклинала она в эту минуту свою пагубную ревность, подбившую ее искать доказательств неверности мужа, как кляла несчастную записку, найденную ею, эту насмешку судьбы, увлекшую ее с пути истинного!..