Калёнов, включивший телевизор, чтобы посмотреть последние новости, приглушил звук.

– Добрый день, Максим Олегович, – заговорил в ухе голос Барсова. – Как обстановка?

– Полная тишина, – сказал Калёнов. – Никакого подозрительного движения. Ева на работе. Я ездил в пансионат, слежки не заметил, что в свете последних наших контактов с плохими парнями выглядит странно.

– Уверен, что враг к чему-то готовится, поэтому будьте начеку. Мы с Костей собираемся навестить Владимира Силовича в больнице, не хотите присоединиться?

Калёнов помедлил, преодолевая нежелание куда-то ехать до вечера, потом подумал, что ехать всё равно придётся, и согласился.

– Где встретимся?

– Костя заедет за вами через полчаса, он ещё в Митяеве.

– Жду.

Калёнов посидел пять минут перед телевизором, слушая диктора канала «24», сообщавшего о попытке нападения на американского президента в Турции во время официального визита, потом переоделся в джинсу и к моменту приезда Яшутина был готов выходу.

– Поднимешься? – спросил он, когда Константин сообщил о парковке во дворе дома.

– Нет, спускайтесь, – ответил лейтенант.

Калёнов спустился во двор, пожал руку вышедшему из машины Яшутину.

– На моей поедем? – спросил Костя.

– Мне потом ехать за Евой…

– Подвезу без проблем, всё равно делать нечего.

– Ладно, тогда едем на твоём аппарате.

– Этому аппарату семь лет, пора менять… – Костя вдруг замолчал, шлёпнув рукой по капоту.

Застыл на мгновение и Калёнов, получив сигнал от нервной системы, не расслаблявшейся ни днём, ни ночью.

Они обменялись взглядами, понимая друг друга без слов.

– Поехали, – сказал Яшутин, занимая место водителя.

Калёнов молча сел рядом, не сделав ни одного лишнего движения, чтобы тот, кто в данный момент посмотрел на них, не понял, что чем-то выдал себя.

– Над нами, – коротко сказал Костя, запуская двигатель. Он имел в виду беспилотник.

– Согласен, – сказал Максим Олегович, прислушиваясь к шёпоту интуиции. – До твоего приезда всё было тихо.

– В таком случае это я приволок за собой «хвост». Хотя по дороге никого не заметил.

– Они начали использовать спецтехнику, судя по всему.

– Кто – они?

– Будем разбираться. Ева обещала «глушилки» и очки с цифровым видением, к вечеру они будут у нас.

– Ладно, придётся пока делать вид, что мы ничего не замечаем.

«БМВ» выехал со двора.

– Как ты определяешь слежку? – полюбопытствовал Калёнов.

– Чуйка, – показал белые зубы Яшутин. – Всегда ощущал, с раннего детства, если кто-то на меня смотрит.

Он помолчал, пока машина выезжала на трассу.

– Эта чуйка не раз спасала мне жизнь. А вы что чувствуете?

– Наверно, такая же чуйка есть и у меня – похоже на лёгкий укол иголкой в позвоночник. Медики называют это экстрасенсорной активацией. И мне она тоже не раз помогала уцелеть.

– Майор говорил, что у него нюх.

– Значит, мы одного поля ягоды.

Помолчали, не пытаясь задирать головы и смотреть на небо. Беспилотник мог следовать за ними на любой высоте и видеть все движения пассажиров.

– Ты собирался покинуть Митяево ещё вчера, – вспомнил Калёнов. – Почему задержался?

– Помог беженцам погрузить вещи, за ними родственница из Наро-Фоминска приехала. Подремонтировал двери в доме сестры, поставил новые замки.

– Полиция не предъявляла претензии?

– Она приехала с этой бешеной дурой, когда мы уже выселились. Но всё обошлось мирно. Никто ко мне не подходил и права не качал.

– Ты всё-таки не осторожен, лейтенант. Есть в тебе какая-то дурная склонность влипать в неприятные истории.

– Ненавижу несправедливость ни в каком проявлении, – смущённо проговорил Костя. – Таким уродился.

– Йецер ха-тов.

– Что?

– У традиционных хасидов существует понятие – йецер ха-тов, то есть добрые побуждения, в отличие от йецер ха-ра – злых побуждений.

– Не знал, что я хасид, – засмеялся Костя. – Ох и получал я в детстве за этот йецер ха-тов! До пятого класса был малорослым и хилым, и колотили меня все, кому не лень.

– А после пятого класса?

– Мать отвела в спортшколу, на бокс, и уже в седьмом классе я давал отпор.

– Бокс – неплохая школа терпения.

– Я занимался им три года, а потом меня учили профессиональным навыкам адекватного реагирования. Я поступил в Краснодарский спортинститут и…

– Тебя нашли рекрутеры Росгвардии.

– Точно.

Дальше ехали молча.

Клиника Министерства обороны России № 17 располагалась в Хамовниках, на Комсомольском проспекте, и была обнесена высокой чугунной решёткой с красивым узором.

На территорию клиники машину не пропустили, точно так же как и авто Барсова, который уже ждал приятелей на стоянке у главного входа, поэтому от проходной к третьему корпусу шли пешком, болтая о погоде и самочувствии. Ещё до подъезда к больнице Калёнов сообщил майору о слежке, и Барсов в ответ заявил, что и он чует «глаза на затылке», из чего можно было сделать вывод: за всеми оперативниками группы ГОН началось серьёзное наблюдение.

Однако в палату к Гаранину на втором этаже посетителей не пустили.

В коридоре у лестничной площадки был оборудован медицинский пост, за барьером сидела перед компьютером девушка в белом халате, а у двери палаты № «02» на стуле расположился крупногабаритный молодой человек в чёрном костюме и листал журнал «Гламур».

Когда гости, уточнив, что полковник лежит именно во второй палате, подошли, молодой человек встал и преградил им дорогу.

– Сюда нельзя.

– Это почему? – удивился Барсов.

– Не велено.

Вениамин достал удостоверение майора Росгвардии.

– Полковник Гаранин – наш командир, мы просто хотим проведать и долго не задержимся.

– Не велено, – равнодушно повторил охранник.

– Промискуитет какой-то… – начал Яшутин.

Калёнов остановил его жестом.

– Кто приказал вам не пускать посетителей?

– Кто нужно, – всё тем же равнодушным тоном ответил охранник.

Калёнов покачал головой:

– Звоните своему начальству и передайте мне трубку.

– Не положено.

Барсов и Яшутин переглянулись, одновременно взяли здоровяка за руки, и Калёнов нанёс ему короткий удар-тычок сжатыми костяшками пальцев в сонную артерию на шее.