Историческая справка: * выражение «под Шпицем» в среде морских офицеров того времени означало «в Адмиралтействе» и использовалось в саркастическом ключе, поскольку служили там или полностью замшелые персонажи времен перехода от паруса к пару, или такие офицеры и адмиралы, которые на палубы боевых кораблей поднимались только по большим праздникам.

И вот на этой оптимистической ноте в дверь каюты тихо постучали. Карл Иванович открыл дверь и увидел стоящую на пороге низко кланяющуюся молодую кореянку в японской матросской форме.

– Вам письмо, однако, уважаемый, – сказала та, и с еще одним поклоном протянула Карлу Ивановичу посеребренный поднос с лежащим на нем белым конвертом, запечатанным жирной блямбой сургучной печати.

Забрав конверт, на котором рукой господина Одинцова было написано «Великому князю Александру Михайловичу лично в руки», господин Лендстрем положил вместо него на поднос свежеотчеканенный блестящий пятачок и закрыл дверь. Карл Иванович был очень добрым и вежливым господином, помнящим, что каждый труд должен быть вознаграждаем и все малые сии тоже хотят есть.

Тем временем Александр Михайлович взял из рук Карла Ивановича конверт и, сломав сургучную печать, развернул бумажный лист и прочел:

– Прошу вас прямо сейчас подняться на палубу для разговора особенной важности. (П.П. Одинцов.)

– Ну-с, уважаемый Александр Михайлович, – сказал господин Лендстрем, – вот мы с вами и дождались. Помните, еще на станции Танхой господин Иванов говорил о некоем крайне мощном оружии, о котором не известно ни адмиралу Макарову, ни даже наместнику на Дальнем Востоке. Мол, не по чину им такие дорогие игрушки, о которых положено знать только государю-императору, да еще вам, как члену правящего семейства и полномочному представителю правящего монарха.

– Хотелось бы верить, Карл Иванович, – сказал Александр Михайлович, откладывая послание Одинцова на журнальный столик. – Но, в любом случае, собирайтесь, пойдем приобщимся с вами новых тайн, хотя у меня и от прежних-то тайн голова идет кругом…

Господин Одинцов ждал их на палубе неподалеку от трапа, под хлопающим на ветру полотняным тентом от солнца. Увидев, что Александр Михайлович пришел на встречу в сопровождении господина Лендстрема, глава пришельцев из будущего тяжко вздохнул и решительно двинулся навстречу Великому князю и его адъютанту.

– Насколько я понимаю, – сказал Одинцов, – господин Лендстрем тоже собрался присутствовать при нашем разговоре. А готовы ли вы, Карл Иванович, заполучить себе в мозг такие знания, которые окончательно и бесповоротно разрушат в вашем сознании картину существующего мира и даже более того, будут способны помешать спасению вашей христианской души?

– На этот вопрос, – ответил Карл Иванович, – я уже один раз отвечал господину Иванову на станции Танхой. Да, я готов принять на себя все, что ни пошлет на меня Бог и готов вынести все это со стоическим упорством, лишь бы было сделано порученное мне дело.

– Тогда идемте, господа, время не ждет, – загадочно сказал Одинцов и, развернувшись, решительно зашагал к трапу.

Вслед за ним двинулись и недоуменно переглядывающиеся Великий князь и его адъютант. У трапа их ждал скоростной катер, в котором, кроме рулевого, не было ни единого человека. Впрочем, тут, внутри гавани Эллиотов, никто не устраивал никаких гонок. Чинно отчалили от трапа «Принцессы Солнца» и так же чинно причалили к какой-то ошвартованной подле торгового парохода захламленной барже, имевшей весьма унылый и невзрачный вид. И только при ближайшем рассмотрении стало ясно, что вся эта унылость и захламленность нарочитые, как будто кто-то специально захотел создать такое впечатление. И вообще, и сам корпус баржи и большинство предметов на ее палубе были изготовлены из надутой воздухом ткани, для непроницаемости пропитанной жидким каучуком. Часовой, как бы незаметно скрывавшийся посреди этого хаоса, увидев Одинцова отдал им всем честь.

Они входят в надувную, явно декоративную надстройку, и вот перед ними черный, матовый борт настоящего корабля, скрывающийся под всей этой бутафорией. Будто прекраснейшую девицу на выданье скрыли под нарядом злой старухи.

Часовой, стоящий возле овальной двери в настройку, отдает им честь, а за дверью уже стоит офицер из будущего в чине капитана первого ранга.

– Господа, – говорит Одинцов, – разрешите представить вам капитана первого ранга Степана Александровича Макарова, командира атомного подводного крейсера с крылатыми ракетами на борту К-132 «Иркутск» и почти полного тезку нашего знаменитого адмирала. Степан Александрович, разрешите представить вам знаменитого, в некотором роде, Великого Князя Александра Михайловича и его верного адъютанта, почти оруженосца Санчо Пансу, Карла Ивановича Лендстрема. Как я и предполагал, Александр Михайлович прибыл сюда не как частное лицо, а как полномочный представитель Его Императорского Величества Николая Александровича Романова, поэтому-то я и ставлю его в известность о вашем существовании.

Капитан первого ранга Макаров по очереди пожал руки сперва Александру Михайловичу, потом Карлу Ивановичу и произнес:

– Господа, должен вам сообщить, что в боекомплекте вверенной мне подводной лодки, помимо обычных торпед (по-вашему, самодвижущихся мин), имеется семьдесят две крылатых ракеты «Калибр» с боевыми частями специального назначения. Дальность полета этих крылатых ракет составляет тысячу четыреста морских миль, круговое вероятное отклонение – две-три сажени, а мощность боевого заряда – сто пятьдесят тысяч тонн тротила.

– Сколько-сколько?! – внезапно охрипнув, переспросил господин Лендстрем, вдруг позабывший про свои хорошие манеры, – сто пятьдесят тысяч тонн тротила, я не ослышался?

– Нет, – ответил Макаров, – вы не ослышались, – по сути, мой корабль – это такая тяжелая дубина, которая способна разнести в труху если не весь мир, то хотя бы всю Европу. Обо всем дальнейшем давайте поговорим в моей каюте в присутствии уже знакомого вам господина Одинцова. Но сначала, чтобы вам все было понятно, я проведу вас по своему кораблю, как говорится, по всем заведованиям от киля до клотика и расскажу все, что вам следует знать.

Тогда же и там же, Павел Павлович Одинцов.

Было очень интересно наблюдать, как менялись эмоции на лицах у Великого князя Александра Михайловича и у его адъютанта. Непонимание, неверие, удивление, шок и благоговейный ужас.

– Так вы, Павел Павлович, – спросил меня потрясенный господин Лендстрем, когда мы уютно устроились для беседы в командирской каюте, – получается, что с самого начала могли прекратить эту злосчастную войну, просто стерев Японию с лица земли?

– Могли, Карл Иванович, – ответил я, – но не стали этого делать. Во-первых – потому что, без санкции высшего руководства, в вашем случае государя-императора, в нашем президента, такое оружие можно применять только в ответ на такое же нападение или в том случае, когда России грозит гибель из-за иноземного нашествия. А тут совсем не тот случай. Если все делать хотя бы наполовину правильно война с Японией выигрывается в легкую еще до нового тысяча девятьсот пятого года. Военная и промышленная мощь двух держав несопоставима, снабжение в Японию, так называемую союзническую помощь, необходимо везти по морю за полмира и боеспособность русского солдата ничуть не хуже, чем японского. Во-вторых – преднамеренное убийство некомбатантов, произведенное без особой военной необходимости, смотрите пункт один, есть страшный грех и военное преступление. В-третьих – такой ценный и невосполнимый ресурс лучше не разбрасывать где попало, а припасти для действительно опасного внешнего врага, который может угрожать самому существованию России как государства и русских как народа.