– Постойте господа, – снова встрял в разговор господин Лендстрем, – что за такое Тунгусское диво? Господин Иванов нам об этом ничего не рассказывал.

– У господина Иванова времени было только на разговор в самых общих чертах, а потом: «дан приказ ему на запад, вам в другую сторону». Если рассказывать кратко, то тридцатого июня одна тысяча девятьсот восьмого года, над восточносибирской тайгой с востока на запад пролетело некое крупное объятое огнем тело наподобие метеорита, которое в итоге взорвалось над безлюдной тайгой в районе Подкаменной Тунгуски на высоте от пяти до пятидесяти верст. Сила этого взрыва оценивается от пятнадцати до пятидесяти миллионов тонн в тротиловом эквиваленте. Стекла в домах повылетали на расстоянии нескольких сотен километров от взрыва, на площади более двух тысяч квадратных верст оказался повален лес, причем в эпицентре, где ударная волна шла точно сверху, деревья остались стоять, но с них пообдирало все ветви, превратив в некое подобие леса из корабельных мачт. Поскольку у правительства Российской империи руки до исследования этого феномена так и не дошли, то первая научная экспедиция появилась на месте происшествия только девятнадцать лет спустя, уже при большевиках. А ведь случись такое «диво» не над глухой и безлюдной тайгой, а где-нибудь над Европой, неважно восточной, принадлежащей России или собственно западной, то число погибших в результате этого происшествия могло бы исчисляться миллионами, а числе пострадавших, то есть раненых, искалеченных, а также потерявших дом и все имущество, десятками миллионов.

При последних словах Карл Иванович перекрестился как латинянин, слева направо, и совершенно по-русски пробормотал «Уберегла царица небесная», а Великий князь посмотрел прямо на меня и сказал:

– Так значит, Павел Павлович, как говорят так нелюбимые вами англичане: «Fleet in being». Такое страшное оружие, даже не будучи примененным, будет сковывать противника ужасом просто от самого факта своего существования. Что же, думаю что это вполне приемлемый вариант, при котором и Россия остается защищенной и Европа не обратится в развалины. А то, я уже грешным делом подумал, что вы и в самом деле задумали, как поется в одной революционной песне: «разрушить весь мир насилья, до основанья и затем…».

– Да нет, – ответил я, – разрушать весь мир до основания занятие дурацкое и контрпродуктивное. Просто, в тот момент, когда мы оказались здесь, в вашем мире, то помимо первоначального состава корабельной группировки, надо сказать весьма скромного, вдруг, как чертики из табакерки, начали выскакивать дополнительные единицы, в том числе, этот «Иркутск», битком набитый ракетами со спецбоеголовками. И в тот момент я вдруг задумался о том, каков был замысел Всевышнего, пославшего нас сюда и сдавшего в прикуп ТАКОЙ джокер. Хочет ли он вместе с сохранением и усилением России тотального уничтожения всея Европы или же всего лишь ее вразумления и возвращения на путь истинный. Разумеется, мы считаем истинным последний вариант. Тотальное разрушение совсем не в стиле Творца. Но только во всем этом есть одна опасность, которую я могу предвидеть прямо сейчас. Оружие, сковывающее ужасом от самого факта своего существования тоже не вечно. Пройдет еще лет десять, пятнадцать или двадцать пять и страх от него уйдет в прошлое. Если мы как Манилов пролежим эти годы на диване предаваясь несбыточным мечтам о золотом веке, то конец может оказаться даже хуже чем он был в нашей истории. Такое средство это не панацея и не вечная страховка от неприятностей, а всего лишь фора, которую надо потратить на то, что бы догнать и перегнать это самый западный мир. Ликвидировать нищету в народных массах и тотальную неграмотность, развить промышленность и науку, а также проложить новые транспортные пути через нашу необъятную страну, в которой никогда не было дорог, а лишь одни направления. И самое главное – необходимо создать такую армию и военно-морской флот, чтобы воевать с нами казалось бы сущим безумием, даже для объединенного Запада, включая Америку.

– Спасибо, Павел Павлович, – сказал Великий князь, вставая, – ваше отношение к этому делу мне понятно и я немедленно буду телеграфировать государю. Но вот еще один вопрос. Что вы намерены делать, если европейские и в первую очередь британские политики, как это у вас говорят, сорвутся с резьбы не дожидаясь девятьсот восьмого года или даже того момента когда вы будете готовы провести демонстрацию? Что вы намерены делать, если война начнется внезапно и будет носить характер вторжения Атиллы?

– В таком случае, – ответил я, – страны, которые будут участвовать в такой агрессии, сами вынесут себе приговор, потому что на войне как на войне. Незнание законов не освобождает от ответственности. А отсутствие предварительного предупреждения от внезапного возмездия. Передайте императору всероссийскому, что в случае, если весь мир пойдет войной на Россию, то все участники этого похода жестоко б этом пожалеют не позднее двух недель с момента начала этого безобразия.

30 марта 1904 года 07:05 по местному времени. острова Эллиота, пароход «Принцесса Солнца»

Великая Княгиня Ольга Александровна Романова, 22 года.

В свое второе утро на островах Эллиота великая княгиня Ольга проснулась среди ночи, вся в поту и на скомканных простынях. Снились ей, право слово, какие-то кошмары и, наверное, виной тому был поздний вечерний разговор с госпожой Дарьей.

Сперва Ольге снился подполковник Новиков. Голый по пояс, мускулистый как Геракл и прекрасный как Аполлон, Александр Владимирович колол большим топором дрова. Взлетало в могучих руках вверх сияющее лезвие, но только для того, чтобы с глухим звуком обрушиться на несчастное полено, которое от молодецкого удара тут же разлеталось на две почти ровных половины. Проделывал это господин Новиков, демонстративно не замечая того, что за его спиной стоит дочь и сестра царей, прекраснейшая юная дева в белом платье и с мольбертом – то есть она, Ольга. И не смотрит ни одним глазком, все рубит и рубит свои дрова; вон уже целую кучу нарубил, да только нет тут никого, кто бы помог подполковнику, сложил бы дрова в поленницу. Ольгин папенька император Александр III тоже был большой любитель рубить дрова для отдохновения души.

Потом Ольга вдруг увидела, что подполковник рубит топором уже не дрова, а налезающих со всех сторон врагов, каких-то раскосых узкоглазых вислоусых уродцев и топор уже не взлетает вверх, а гудит в воздухе, описывая «восьмерки», раскрученный сильной рукой. Справа налево, слева направо, справа налево, слева направо. И каждый удар попадает по вражьей голове, раскраивает ее вместе со шлемом пополам как тыкву. Брызжет кровь, разлетаются ошметья мозгов, подполковник, изнемогая от невероятных усилий, делает один шаг вперед за другим, прорубаясь через массу врагов.

«Но почему он сражается один? – думает Ольга, – где те, кто должны помочь ему, встать ошуюю и одесную, прикрыть от ударов и дать передохнуть…»

Обернувшись назад, она видит, что ее брат Михаил сидит в седле боевого коня во главе верных кирасир. Ярче солнца сверкает начищенная бронза доспехов, горят холодным синеватым огнем стальные острия копий.

– Почему вы просто смотрите, как погибает за Русь ваш друг и товарищ? – спрашивает Ольга у Михаила.