«Средство реального похудания доктора Маккоя», распространяемое только через заказы по почте, почти без рекламы и всецело зависящее от изустной молвы, с самого начала пошло удивительно бойко, особенно в сельской местности и шахтерских городках вроде Садбери и Эллиот-Лейка. Додик уже подсчитывал огромные будущие барыши, развалясь в кресле у Джейка дома, где, как ни глупо это выглядело, всячески пытался не замечать Люка, который одним своим присутствием портил все удовольствие. Не верите? Напрасно! Прибыли растут, скоро он вовсе скинет к чертям собачьим нью-йоркского поставщика, пилюли производить будет сам и мигом покроет сетью сбыта всю Канаду… А там, пожалуй, уволит и баварского придурка.

— Конечно, все равно же он, наверное, нацист! — с усмешкой отозвался на это Люк.

— Что ж, тебе лучше знать, согласен. Свояк свояка, как говорится…

Люк выругался; они вообще постоянно ссорились. Вновь и вновь друг на друга накидывались, были, что называется, на ножах; оба умудрялись будить друг в друге самое худшее.

Люк, выше крыши набравшийся либеральных идей, чуть ли не беременный ими, как все беременные, эту свою тяготу носил слишком уж гордо, а Додика порицал, чувствуя, что такое беспринципное делячество ему, либералу, мешает пылко защищать евреев, представительствуя от их имени перед отцом и его насмешливыми друзьями в «Гранитном клубе»[168].

Что касается Додика, то он Люка побаивался. И не доверял ему.

— Ты меня знаешь, Джейк. Когда я чего-нибудь хочу, я хватаю. И дерусь за это как в боях без правил. А этот твой гаденыш, он — ты же сам видишь! Ему-то что, сиди себе и жди: все равно ведь само придет. Потому что ему-то придет, таким в этой стране галушки сами в рот прыгают. Этот мир — он ведь что? А то, что он наследство, оставленное Лукасу Робину Скотту, эсквайру. А что у него внутри под этой самоиронией, этим спокойствием? Внутри у него сердце из камня, из того самого гранита. Он точно так же гребет под себя, как я и как ты, Янкель, просто он так воспитан, чтобы делать это с милой улыбочкой, все вокруг себя вымазывая патокой.

Не что иное, как интуиция, пусть даже в действие ее привел вполне реальный горестный случай, спасла Додика от того, чтобы распространить свою торговлю, как он хвастал, на всю Канаду. Как-то вечером он, попивая кофе, сидел опять «У Френни», изучал биржевые страницы «Глоб энд мэйл», и вдруг ему пришло в голову заботливо осведомиться о той самой когда-то тучной официантке. «Мария в больнице, — сказали ему. — Умирает». Сперва-то он подумал, мало ли что: может, от аборта. Или от триппера. Тем не менее во время следующей поездки в Монреаль Додик нашел франко-канадского провизора из тех, что лишних вопросов не задают, и попросил его сделать анализ пилюли, соврав, что его толстеющей жене ее дали в Мексике, куда они ездили в отпуск. А когда узнал, в чем состоит сила пилюли, прыгнул за руль и всю ночь без остановок гнал до самого Торонто, где его с охапкой новых заказов приветствовал радостный баварец на пару с его довольным папашей, который осыпал благословениями их обоих — прямо не мог на них надышаться.

— Йорген, — сказал Додик, — в наших руках прямо-таки небольшая золотая жила, верно? В том смысле, что даже при осторожном подсчете дело должно давать по десять тысяч долларов в год чистыми, причем ни работать не надо, ни капитал вкладывать, и это ведь только начало!

Напарник Додика просиял, его папаша радостно хихикнул.

— Но у меня большие неприятности.

Папаша посерьезнел, принес бутылку, плеснул в стаканы виски.

— В Лаврентийских горах у меня собственность, с ней проблемы. Налоговая задолбала. Срочно надо десять тысяч долларов. То есть вроде как бы уже вчера. Мне ужасно не хотелось этого делать, ребята, потому что мы все-таки друзья, но я нашел покупателя…

— Мы же партнеры! — проревел младший из ослов.

— …а он хитрый такой, говорит, хочу весь бизнес целиком.

— Но мы ведь партнеры, мистер Кейн! Вы моему сыну…

— Я не хочу вас обижать, но если прочитать внимательно наше с вами соглашение, то вы увидите, что я имею право в любой момент все продать.

Отец и сын возбужденно посовещались по-немецки.

— Всего-то десять тысяч! Он хочет даром. Но что я могу поделать? Меня загнали в угол.

— А если папа изыщет деньги?

— Ну естественно, уж лучше я бы вам продал. Но, ребята, давайте реально. Где вы возьмете сразу десять тысяч? — Додик немного подумал. — За десять дней! — Еще подумал. — Да еще и наличными.

В результате Додик одним ударом получил и вожделенный куш, и избавился от «Средства реального похудания доктора Маккоя». И ведь как вовремя! Потому что всего неделей позже из Эллиот-Лейка поступил первый тревожный сигнал. Двоих рабочих урановой шахты доставили в больницу в состоянии крайнего истощения. Додик радостно отложил в сторону газету, позвонил своему брокеру, с порога отмел его возражения и вложил хорошенькую сумму в игру на понижение урановых акций, после чего написал три письма в Оттаву — самым радикальным социалистам в парламенте, — приложив вырезку из газеты. Уже через три дня один из них произнес возмущенную речь, в которой поднял вопрос о радиации, представляющей колоссальную опасность для здоровья горняков.

И тут же, как Додик и рассчитывал, урановые акции покатились вниз.

— Ха-ха-а! — радовался Додик, распевая под душем. — Ха-ха-а! — путаясь в штанинах, танцевал он, надевая костюм, чтобы идти на пирушку в честь первого телеспектакля, поставленного режиссером Джейкобом Хершем. Надо же, имя его школьного приятеля, коротышки Джейка, крупными буквами сияет на экранах телевизоров по всей Канаде! «Телетеатр Дженерал моторс представляет…»

На пирушку явился и Дуг Фрейзер, и Дженни, и все девушки из труппы, и весь техперсонал, и, естественно, на длинных своих ногах прискакал блондинистый Лукас Скотт, эсквайр, по-прежнему ноль без палочки, весь по самое некуда заваленный отвергнутыми сценариями.

— Ну, как успехи, Шекспир? — рот до ушей, спросил Додик.

— Мериться со мною остроумием ты б, Кравиц, лучше даже не пытался. У тебя нет шансов.

Отступив, Додик присоединился к кружку, собравшемуся вокруг Ханны, которая, как всегда, рассказывала про Джо.

— Он у меня родился в насквозь промерзшем горняцком бараке в Йеллоунайфе при вспоможении (если это можно так назвать) всегда поддатой польки-повитухи…

Поскольку у Джейка, которого в тот момент обхаживали приятели Скотта, богатенькие гойчики, времени для Додика, похоже, не было, тот ушел рано, собираясь купить свежую «Глоб», чтобы глянуть, как на данный момент обстоят его дела на урановом фронте. А прекрасно!

Вот они — быстрые деньги, думал Додик. Реальные и позарез необходимые быстрые деньги.

Необходимые, потому что все это время Додик не прекращал трудов по созданию канадо-еврейского справочника «Кто есть Кто»; работа шла медленно, и чем дальше, тем тяжелее — понадобился презентабельный офис, внушительный банковский счет, выход на типографию и торговую сеть, и все это теперь стало доступно. Теперь он наконец сможет сосредоточиться на ловле жирных спонсоров, привлечь которых собирался обещанием перечислить десять процентов дохода еврейским благотворительным организациям.