Облегчение как ветром сдуло, когда по мне скользнула тень гиганта. Он был по крайней мере на целую ладонь выше Снорри, руки, пусть и на них не вырисовывались так четко мускулы, были толще моих ног. Братья расступились, давая ему пройти к Снорри: юный Сим буквально скользнул под стол, чтобы не оказаться зажатым между ними. Мари также весьма быстро испарилась. Сам Снорри словно бы и вовсе не был обеспокоен, он поставил кружку на соседний стол и вытер бороду, очищая ее от наиболее крупных остатков пищи.

Обычно, даже когда драка неизбежна, обе стороны немножко медлят, чтобы разогреться. Унизительное замечание, потом ответ на него повышает ставки, потом оказывается, что чья-то мать — шлюха, а чуть позже, кем бы там ни была эта мать, на полу уже лужи крови. Брат Райк не тратил время на подобное — он просто издал животный рык и быстро пересек оставшееся расстояние в три шага.

В последний момент Снорри переместил свой немалый вес — и конец быстро освободившейся скамьи ударил Райка по подбородку и подпер его кадык. Даже с учетом того, что на ней сидел Снорри, скамейка проехала по полу десяток сантиметров, прежде чем остановить приближение Райка. Снорри встал, Райк отшатнулся, скамейка упала. Потом Снорри сделал шаг, быстро обхватил затылок противника руками и приложил его лицом об стол. От удара эль выплеснулся из кружки мне на штаны. Райк соскользнул на пол, оставляя красную полосу на мокрых от пива досках.

Убийца стоял рядом с павшим товарищем. Этого звали Красный Кент, он держал руку на топоре за поясом, на лице читался немой вопрос.

— А, ну, этот пусть поспит, — ухмыльнулся Снорри и тут же сел. Брат Кент улыбнулся в ответ и ушел к своему толстому приятелю.

Снорри потянулся к соседнему столу за своей кружкой.

Мне полегчало. Внезапное падение Райка преисполнило меня благодушием. Я выхватил у проходящей мимо служанки еще одну кружку с элем и бросил медяк на поднос.

— Ну, брат Эммер, — я сделал паузу, чтобы выпить залпом, — это почти все равно что просто пить большими глотками, разве что на грудь проливается заметно больше пива. — Не знаю, как ты, а я бы предпочел продолжить развлекаться уже в горизонтальном положении. — И, словно по команде, прелестная Мари оказалась рядом, с готовой улыбкой на лице. — Слава тебе, Мари, исполненная благодати, — сказал я, заменяя остроумие опьянением. — Мой отец — кардинал, представляешь? Пойдем-ка наверх и обсудим экуменические взгляды. — Мари подобающим образом хихикнула, и я поднялся, опираясь на плечо брата Эммера. — Ведите меня, милая леди!

Я хотел было поклониться, но передумал — равновесие я держал уже с большим трудом.

Я последовал за Мари к лестнице, качаясь из стороны в сторону, но, к счастью, не разлил ничьего пива и не стал причиной прочих мелких неприятностей, и всякий раз призывное мелькание зада девицы удерживало меня на намеченном пути. Перед лестницей Мари сняла с полки свечу, зажгла ее и стала подниматься. Кажется, я вызвал волну подражаний — кто-то громко затопал вслед за нами.

На втором этаже был длинный коридор с дверями по обе стороны. Мари направилась к той, что была распахнута. Она поставила свечу в держатель на стене и обернулась. Улыбка стерлась, глаза расширились.

— Вали отсюда.

На миг я задумался, с чего бы вдруг я это сказал, потом понял, что голос раздался из-за моей спины.

Мари отскочила и затрусила прочь по коридору, а я тем временем мучительно пытался развернуться и при этом не упасть. Попытка еще не закончилась, а в мои волосы на затылке уже впились чьи-то пальцы, и меня поволокли в темную комнату.

— Снорри!

То, что должно было прозвучать как мужественный крик о помощи, оказалось сдавленным писком.

— Он нам не нужен. — Рука толкала меня дальше. Позади меня двигалась свеча, и тени плясали на стене.

— Я… — Пауза, чтобы собраться с голосом. — У меня нет денег. Разве что пара медяков. Все деньги у викинга.

— Мне не нужны твои деньги, мальчик.

Даже полный бурдюк эля дает весьма ограниченный простор для оптимизма. Край кровати остро впился в мои икры.

— А, чтоб его!..

Я обернулся, размахивая кулаками. В мерцающем свете я мельком увидел брата Эммера, прежде чем меня толкнули двумя руками и опрокинули на спину. Кулак попал в воздух, и свеча погасла.

— Нет! — взвыл я.

Я запутался в простынях, надушенных лавандой, чтобы скрыть застарелый запах пота, снова забился, но одеяло не дало шевельнуть рукой. Я услышал, как пинком закрыли дверь, и почувствовал тяжесть чьего-то тела.

— Эммер! Я не такой! — Я уже почти кричал. — Я…

Я вспомнил о ноже и попытался его нашарить.

— Тише. — Произнес куда более мягкий голос совсем рядом с моим лицом. — Просто не дури.

— Но…

— Это Эмма.

— Что?

— Эмма, не Эммер. — Мои пальцы нашли рукоять кинжала, и тут же запястье оказалось намертво зафиксировано. Тело, навалившееся сверху, теперь вытянулось — человек был крепок, но ростом меньше меня, и на таком близком расстоянии я заподозрил, что это женщина. — Эмма, — повторила она. — Но если разболтаешь за пределами этой комнаты, красавчик, я вырежу тебе язык и съем его.

— Но…

— Просто расслабься. Я сэкономила тебе половину серебряного дукета.

И я расслабился.

— Запятнан грехом! — Отвратный, поучительный тон, такой, что от него в голове разлетались раскаленные добела осколки боли. — В делах больше, чем в помыслах! Я не знал, что такое возможно.

— Боже!

Мой желудок словно вывернули наизнанку и наполнили живыми угрями.

— Как ты смеешь взывать к Нему!

Было заметно, что Баракель, гневаясь, получает своеобразное удовольствие, будто ничто не радовало его больше, чем свеженький грешок, который можно заклеймить.

— Да просто убей меня уже, а?

Я перевернулся. Все тело болело. Должно быть, я спал с открытым ртом, потому что, судя по привкусу на языке, крысы всю ночь пользовались им как общественной уборной.

— Как подобное тебе создание вообще могло явиться на свет?..

И тут Баракелю отказало то ли воображение, то ли красноречие.

Я с трудом разлепил один глаз. Дневной свет резанул, словно бритва, просочившись сквозь тяжелые ставни и осветив грязную комнату. Я провел рукой по груди и вспомнил, как кто-то меня толкнул. Раздет? Мой медальон! Я вскочил, причем желудок подскочил даже живее, и едва не уделал спинку кровати. Одежда моя была разбросана по полу. Я неловко ткнул рукой и с облегчением нащупал медальон под рубашкой, которая была на мне от самого Оппена. На этот раз борьба моя не увенчалась успехом, и я выблевал все, что съел накануне, плюс еще явно чей-то чужой обед и мешок резаной морковки, которую точно не ел, — во всяком случае, совершенно не помнил об этом.