— Прикройся, несчастный! Здесь дама.

Я поморщился, услышав голос ангела, шкрябающий гвоздем по доске моей души.

— Аааааабооооже, — только и смог ответить я, вытер рот и попытался выпрямиться, так что голова моя показалась из-за спинки кровати.

На другой стороне, за морем изгаженного белья и серой шерсти, Эмма натягивала поношенные кожаные штаны. Даже в столь деликатном состоянии я не мог не восхититься ее подтянутым, пусть и весьма грязным телом, прежде чем оно скрылось из виду. Она повернулась, застегивая куртку поверх туго перебинтованной груди, на лице были написаны веселье и легкое отвращение. Ей было за тридцать — может, ближе к сорока. Даже несмотря на короткие волосы и сломанный нос, я не мог понять, как раньше не догадался, кто она такая.

— Моя тайна. — Она посерьезнела и схватила себя между ног. — Вякнешь — и я порежу тебя, будешь выглядеть там прямо как я.

Вдруг я понял, что не вижу в ней ничего женского.

— Какие тайны, брат Эммер?

— Именно.

Она кинула мне медную крону, вытащила нож, служивший до тех пор задвижкой в двери, и вышла.

Один среди всего этого разгрома, я задумался. Вот это тетка! Я снова забрался в кровать.

— Нагой, подобно Сатане, и облаченный в грех! — провыл Баракель (по крайней мере, так мне показалось). — Найди священника, принц Ялан, и… — Где-то далеко солнце рассталось с горизонтом, и он заткнулся. Дневной свет уже вовсю лился сквозь ставни, и я натянул одеяло на раскалывающуюся голову. Боль усилилась. Несколько минут я катался по кровати с несчастным видом, хватаясь за виски, потом сообразил, что часть ощущений вообще-то вызвана тем, что спинка кровати колотится об стену из-за чьих-то ударов. Я накрыл голову руками, потом передумал — уж больно мерзким был матрас, ладно, скажем прямо — гаже не бывает. Я просто заткнул уши и понадеялся, что мир оставит меня в покое и что развеселый сосед за стеной наконец утомится. Или сдохнет.

Позже царящая в комнате вонь заставила меня, все еще шатающегося от вчерашней выпивки, доковылять до двери, завернувшись в жиденькое одеяло и прижимая к груди большую часть своей одежды, сапоги и меч. Монету Эммы я тоже прихватил. Великая вещь бережливость. Рубашку я оставил в подарок следующему жильцу — разумеется, предварительно забрав медальон моей матери.

— …трахался лучше некуда. — В дверях соседней комнаты, лицом внутрь, стоял мужчина. Со спины он напоминал старшего из двух наемников, сидевших в нише прошлой ночью. — Ну что, пойдем?

— Скажи им — через час. Я буду готов через час. — Это тот, что помоложе, внутри.

Старший пожал плечами и ушел, закрыв за собой дверь. Женщина в комнате сказала что-то о принце, но я толком не расслышал — дверь помешала. Мужчина — это был действительно тот давешний тип — прошел мимо меня, губы его изогнула легкая улыбка.

До меня дошло, что одежду можно натянуть на себя и не тащить ее в руках. Я оделся, не без труда — очень уж все болело, — и спустился по лестнице.

В баре было уже почти пусто, разве что горстка братьев, дремлющих за столами, уронив голову на руки, и Снорри посередине, атакующий сковородку яичницы с беконом. Рядом с ним сидел темноволосый человек из коридора.

— Ял! — заорал Снорри так громко, что у меня голова опять начала раскалываться, и помахал мне. — Выглядишь паршиво, иди-ка поешь!

Я решил повиноваться и сел за стол на таком расстоянии от его завтрака, какое мог выдержать мой желудок.

— Это Макин.

Он ткнул вилкой с беконом в своего соседа.

— Обалдеть как рад, — сказал я, не чувствуя ничего подобного.

— Взаимно, — вежливо кивнул Макин. — Похоже, в этом заведении клопы — сущие звери.

Он посмотрел туда, где из-под моей распахнувшейся куртки виднелись грудь и живот.

— Вот дьявол!

Меня и правда покусали. Следы зубов Эммы выглядели как большущие оспины.

— Одна женщина сказала, вы с братом Эммером вчера что-то не поделили?

Снорри засунул в рот чуть не полсвиньи и пальцем заправил свисающие лохмотья бекона.

— Этот Эммер ушлый малый, — сказал Макин и закивал. — Шустрый такой, и в голове что-то да есть.

Он постучал себя по лбу.

— Да нет. — Я решил не распространяться. — Все в порядке.

Снорри сомкнул губы и принялся жевать, косясь на мои укусы. Я запахнул куртку.

— Да дело твое, — сказал он, подняв бровь.

— Каждый выбирает свой путь сам, — сказал Макин и потер подбородок.

Я вскочил на ноги — и тут же пожалел о столь резком движении.

— Да чтоб тебя, сижу, понимаешь, и смотрю, как ты жрешь свинью, как… как…

— Свинья? — подсказал Снорри. Он поднял тарелку и соскреб жареные яйца прямо в рот.

— Мне нужно помыться, переодеться во что-то приличное и поесть в сколько-нибудь цивилизованном заведении. — Голова раскалывалась, видимо желая, чтобы я треснул пополам. Я ненавидел весь мир. — Встретимся в полдень у ворот замка.

— Уже полдень!

— В три часа! — крикнул я из дверей и выполз на свет божий.

Солнце взирало с запада на то, как я карабкался по высокому холму к наружным воротам Высокого замка. Я отмылся от дорожной грязи в бане, так, что вода стала черной, постригся, усмирил головную боль порошком, в действенности которого аптекарь торжественно поклялся, заметив, что он также помогает от чумы и водянки. И наконец я купил свежую льняную рубашку, которую без труда подогнали по фигуре, бархатный плащ с опушкой из того, что выдавали за горностая (на самом деле это, видимо, была белка), и посеребренную пряжку. Не то чтобы этот наряд был достоин принца, но в нем я хотя бы сойду за дворянчика, если ко мне не будут слишком приглядываться.

Снорри не явился. Я подумал, не пойти ли одному, но решил, что не стоит. Мало того что иметь телохранителя вроде как престижно, так еще я находил пользу в том, что кто-то охранял мое тело. Особенно псих под два метра ростом, здоровенный и невольно заинтересованный в том, чтобы не дать мне умереть.

Прошло, наверно, еще с полчаса, прежде чем я заметил внизу на широкой улице своего норсийца. Он вел на поводу Слейпнир и Рона, но хотя бы догадался не прихватить с собой никого из братьев.

— Кляч надо было оставить в конюшне.

Я решил, что будет неразумно бранить его за опоздание. Он лишь ухмыльнется и хлопнет меня по спине, будто я шучу.

— Я подумал, что на равнине пешком ходят только нищие. — Снорри хмыкнул и потрепал Слейпнир по шее. — И потом, я привязался к этой старушке, и она честно таскает меня.

— Лучше пусть думают, что у меня где-то неподалеку стоит в конюшне нормальная лошадь, чем тащить к воротам эту парочку на смех караульным.

— Ну…