небольшой, допускается резкое, бросающееся в глаза оформление. Само издание, если это только не экспресс-выпуск выступлений государственных деятелей, носит обычно марки серийности (не только название серии, но и определенное единство ее оформления). Социальная формула подобного типа книгоиздания вполне укладывается в схему Г. Ласвелла: кто, кому, по какому каналу, с какой целью – поскольку здесь задан важнейший признак масскоммуникативности – синхронизация передачи коммуникатора одновременно многим реципиентам, не отличающимся друг от друга в характере восприятия передаваемой информации, т. е. аудитории, конституированной, сформированной самим актом обращения или передачи. Поэтому и срок действия подобной литературы весьма ограничен, он, в своем роде, одномоментен. Не случайно, что и в социальных образованиях, близких по духу к этому типу, например в массовых библиотеках, массовая политическая или учебная литература не хранится сколь-нибудь продолжительное время, тем более не накапливается: она списывается спустя определенное инструкцией время – примерно через 3–5 лет (для книг, предназначенных обеспечивать актуальные вопросы текущей политики) и через 10–12 лет для прочих.

Другим примером книгоиздания, соединяющим в себе признаки масскоммуникативности и учебной литературы, можно в определенном отношении считать «макулатурную серию», подробно рассмотренную в работах А. Г. Левинсона[166].

В отличие от них, издания типа специализированных энциклопедий, толковых словарей, академических трудов и монографий, «памятников» классических текстов, содержащих историю создания и рецепции основного текста и редакций, комментарии и проч., всегда имеют прогрессирующий и кумулятивный характер, но именно поэтому адресуются узким специалистам, незначительным по масштабу категориям читающей публики, главным образом тем, кто в состоянии удерживать весь объем точек зрения и интерпретаций данного комплекса проблем в их историческом развитии, т. е. группам, которые являются хранителями и создателями научной или культурной традиции и рефлексивной техники ее осмысления.

Таким образом, система книгоиздания в самом общем социальном смысле характеризуется не столько своим физическим объемом (хотя, конечно, и им тоже) – пространством социального взаимодействия, производимого посредством соответствующего текста, сколько функциональным многообразием форм и типов издания, конституирующих различные социальные связи и отношения, существующие только благодаря книге. Это не просто многообразие книжной культуры, предмет эстетического любования знатоков и ценителей; это прежде всего – многообразие смысловых структур социальных отношений, развитость групповой структуры общества, культивирование и рафинирование духа высококлассной специализации и творческой продуктивности, экономии социальных ресурсов, которая возможна только на основе развитой системы опосредующих социальных связей. Школьник может при необходимости сделать уроки, выучив заданное ему стихотворение по полному собранию сочинений А. С. Пушкина с таким же эффектом, как и по книжкам издательства «Малыш» или «Детская литература». Но эта симметрия невозможна в отношении самых подготовленных категорий читателей: для историка литературы или технолога нужны иные формы. Иными словами, система книгоиздания характеризуется не только степенью многообразия книгоиздательского «ассортимента» (числом названий выпущенных книг), отражающей круг вопросов, волнующих общество, не только мощностью ее, выражающейся в совокупной массе тиражей, обеспечивающих общие массивы включения в книжную культуру, но и многообразием типов издания, т. е. разнообразием читательской адресации, типов социальных групп, включенных в письменную культуру, воспроизводимую и обеспечиваемую путем издания соответствующих текстов в соответствующей форме. Именно динамика типов издания свидетельствует о характере социального воспроизводства культуры и общества в целом: идет ли речь о простом воспроизводстве структуры потребления письменной культуры, обеспечиваемом многократным переизданием текста для новых поколений, или о кумулятивном развитии, т. е. об усложнении социально-культурной структуры, расширении групповой, институциональной или ролевой номенклатуры общества, выражающихся в появлении новых форм воспроизводимого текста (расширенного комментария, текста с вариантами или, напротив, адаптированного для ускоренной социализации подрастающего поколения или включения групп и контингентов, бывших вне сферы действия данной письменной культуры, – например, иностранцев и т. п.) и передаче «старой» формы текста от прежних держателей другим группам, функционально и культурно зависящим от них.

Само по себе количество наименований уже служит хорошей характеристикой национальной книгоиздательской деятельности или какого-то периода книгоиздания, позволяя сравнивать и анализировать специфику книжного обращения в той или иной стране. Но одного этого показателя явно недостаточно, ибо большое число названий может скрывать за собой бедность коммуникативной структуры, однозначность читательской адресации. Так, например, в среднем при более высоком числе названий книг, издаваемых в СССР на всем протяжении 1930‐х гг. в сравнении с 1920‐ми, 40–45% приходилось на агитпроповскую и массовую политическую литературу, главным образом – брошюры, при сокращении и доли, и типов издаваемой художественной, философской, медицинской и даже детской литературы.

Таким образом, с социологической точки зрения структура книгоиздания отражает или сохраняет особенности социокультурной структуры общества, прежде всего – пространственно-временные характеристики социальной организации (групповой и институциональной структуры), накладывая свои особые ограничения и на порядок индивидуального поведения. Эти особенности, разумеется, можно проследить и на собственно текстовом уровне, т. е. в доминировании тех или иных жанров, поэтики, типов героев, тематики и т. п., короче, на всех уровнях литературной культуры (но подобное изменение плана анализа требует иных исследовательских средств – техники и средств социологии литературы). Иначе и быть не может, поскольку книга, ее выпуск – с предложенной точки зрения – не просто «вещь», «произведение» или «текст», существующий сам по себе в пространстве культуры, а своеобразное воплощение или обеспечение определенных социальных или культурных взаимодействий, устойчиво повторяющихся на разных уровнях организации общественной жизни. Поэтому, следуя предлагаемой логике рассмотрения, мы можем фиксировать временные аспекты и размерности социального действия, воплощенного в данном типе издания, его пространственные характеристики (масштаб «территориальности» социального коммуникативного взаимодействия, исходя из оценки его тиража, т. е. объема его группы читателей, языкового пространства конкретного текста и т. п.), механизмы селекции (какой характер взаимодействия создают формы данного издания: открытый, предполагающий любого читателя, или закрытый, предназначенный лишь определенным формализованным группам потребителей), иерархию соподчинений коммуникатора и реципиента или, напротив, их равенство в отношении порядка социальных статусов и проч.

Все значимые элементы конституции социального взаимодействия, воспроизводимого в форме того или иного издания, представлены в различных характеристиках книги, ее вещном оформлении, дизайне, наличии справочного аппарата, библиографии известного вида и объема, предисловии, словаре, указателях, иллюстрациях и т. п. вплоть до наличия фонетических знаков произнесения (ударений, транскрипций, пояснений для произношения).

Полная социологическая каталогизация подобных элементов – дело будущего. Сейчас же мы попробуем рассмотреть их на материале издания научной книги. В таком качестве взяты различные издания работ Макса Вебера (1864–1920) – одного из классиков социологии. Иностранное имя дает нам возможность представить не только более широкий спектр видов издания в сравнении с современными отечественными формами, предложить вниманию читателя отсутствующие у нас формы научной книги, но и проанализировать характер изданий переводов, а также книжные формы комментаторской работы, дополнительные по отношению к основному корпусу текстов. Работы М. Вебера, привлекаемые к рассмотрению, в данном случае значимы не своей содержательной стороной, а лишь, повторяем, как материал для анализа. Выбрано, прежде всего, такое имя ученого, исследователя, чьи идеи не только сохранили всю полноту своей продуктивности и в точном смысле – глубокомыслия, но и дали сравнительно недавно взрыв нового интереса в немецкой, а теперь и в мировой науке (часто называемый «веберовским ренессансом»). Для нас же это важно постольку, поскольку мысли этого социолога находили признание на протяжении длительного времени – с начала 90‐х годов прошлого века по настоящее время, что дает возможность проследить характер изменений в длительной перспективе, т. е. фиксировать фазы социальной репродукции в специальных областях культуры, в данном случае – в науке. После описания веберовских изданий и изданий по поводу них мы перейдем к описанию форм и типов изданий художественной литературы.

II

Итак, Макс Вебер, социолог хозяйства, религии, политических структур и социальных движений, искусства, культуры, методолог и теоретик социального знания. Большая часть веберовских работ первоначально выходила в различных специальных научных или научно-популярных журналах, в редакционной работе части