еврей, должен был стремиться разрушить Храм, который он считал святым местом, «домом молитвы Отца моего»? Люди, выдвинувшие подобные обвинения, абсолютно неправильно истолковали его слова. У Марка отрывок, связанный с разрушением Храма, гласит:

И когда выходил Он из Храма, говорит Ему один из учеников его: Учитель! посмотри, какие камни и какие здания! Иисус сказал ему в ответ: видите сии великие здания?[431] все это будет разрушено, так что не останется здесь камня на камне. (Марк. 13, 1–2)

Иисус говорит о разрушении Храма[432] в страдательном залоге, предвещая грядущее бедствие неминуемого конца света. Однако подобное пророчество не стали бы приравнивать к наказуемому преступлению. На самом деле, уже имелся подобный исторический прецедент: суд над пророком Иеремией (Иер. 26, 1–19).[433] Пророчество Иеремии о разрушении Иерусалима поначалу вызвало великое возмущение и чуть было не привело к казни пророка. Однако Иеремия был оправдан и полностью реабилитирован, поскольку смог доказать, что его пророчество было вызвано большим беспокойством за Израиль.[434]

Да, Иисус действительно четко сказал: «…разрушьте Храм сей, и Я в три дня воздвигну его» (Иоан. 2, 19); но он вкладывал в эти слова аллегорический смысл, а не буквальный. Иисус, очевидно, подразумевал храмовое служение, а не само здание; подобная критика была не просто позволительной, но и типичной для утрированных высказываний, которые были нередки в прениях между евреями.[435]

Поскольку сказано, что показания, связанные с разрушением Храма, были противоречивыми, можно предположить, что ряд свидетелей со стороны защиты отрицали этот факт. Это важно, так как свидетельские показания играли большую роль в еврейских уголовных процессах. Точные указания, которые судьи должны были давать свидетелям, весьма поучительны:

Возможно, вы не знаете, что мы тщательно проверим ваши показания во время перекрестного допроса. Вы должны понимать, что существует огромная разница между преступлениями, за которые предусмотрена смертная казнь, и всеми остальными нарушениями. В последнем случае дело можно уладить при помощи штрафов, но в первом случае свидетели берут на себя ответственность за кровь несправедливо осужденного человека и за всех его будущих потомков (которым не суждено родиться). Адам был сотворен в единственном числе для того, чтобы научить своих потомков следующему: когда человек становится причиной гибели единственной души, Закон относится к нему так, словно он уничтожил весь мир, а когда человек спасает жизнь хотя бы одной душе, Закон относится к нему так, словно он спас жизнь всему миру.[436]

Очевидно, для судьи расследование предполагаемого подстрекательства к разрушению Храма было невероятно трудной задачей. Марк и Матфей пишут, что, по мнению судьи, заявлений свидетелей не было достаточно для обвинительного приговора. Таким образом, дело могло полностью расстроиться. Затем первосвященник, предположительно, спросил Иисуса, хочет ли он чтолибо сказать по этому поводу – это было нарушением судебной процедуры, и никакие свидетельства в этом случае не могли быть приняты. Он не получил никакого ответа, а потому в перспективе Иисуса ожидал оправдательный приговор.[437]

Богатое воображение и мастерство рассказчика позволили теологу Штауфферу воссоздать картину суда, описанного евангелистами, совершенно по-иному:[438]

Председатель суда вплотную подошел к обвиняемому, стоящему посреди зала. Судебная процедура требует от судьи, производящего допрос, «запугивать» обвиняемого; очевидно, таким и было намерение опытного Великого Инквизитора. Он пытается вывести Иисуса из равновесия… Однако Иисуса трудно испугать или сбить с толку. Он знает, что… показания, представленные свидетелями, оказались несостоятельными. Согласно еврейскому закону, Синедрион теперь должен оправдать подсудимого и осудить лжесвидетелей. Каиафа пытается замять нарушение процедуры, используя свою чрезвычайно эффективную тактику устрашения, и заманивает Иисуса в ловушку. Иисус видит это и не теряет самообладания. Он по-прежнему молчит. Показной судебный процесс зашел в тупик.

По сравнению с теологом Штауффером, упрек фон Шлотхайма[439] в том, как вел себя Каиафа в ходе суда, звучит более или менее безобидно: «Председатель… поднялся со своего места и подошел к столу заседавших судей (Марк. 14, 60). Однако тот, кто „заседает” в суде, должен оставаться сидящим, дабы продемонстрировать свое высокое положение всем собравшимся в зале суда. Только таким образом он действительно будет отправлять правосудие».

Если мы оставим в стороне эти допущения и возьмем за основу только то, что написано о суде, мы увидим, что Каиафа, рассматривая обвинение в намерении разрушить Храм, полностью придерживался предписанной судебной процедуры: «…разыщи, исследуй и хорошо расспроси…» (Втор. 13, 14). В других отношениях мы можем думать о Каиафе все что нам заблагорассудится: в еврейскую историю он вошел как оппортунист и предвзятый судья.[440] Однако в описании летописцев он выглядит куда благороднее, чем Пилат; во всяком случае, никто не приписывал ему каких-либо откровенно жестоких поступков.

Невзирая на гротескные отступления от процедуры, которые обязательно омрачили бы судебный процесс, если бы он действительно состоялся, евангелия все-таки сообщают нам кое-что о самом Каиафе: этот древний еврейский судья провел слушание, имевшее основные черты конституционного и справедливого суда (что евангелисты, конечно же, не намеревались подчеркивать). Каиафа не поддавался давлению ни одной из сторон. Он тщательно взвешивал все показания. Когда же неожиданно возникли противоречия, он решил поступить в соответствии с максимой in dubio pro reo[441]. Он не использовал молчание подсудимого против него. Потребовалось почти два тысячелетия, чтобы этот принцип был включен в судебные правила. Следовательно, не может быть и речи о процессе-спектакле, подразумеваемом Евангелием от Матфея (27, 1).

Ты ли Христос, Сын Божий?

После того как суд отказывается от первоначальных обвинений, Иисусу неожиданно ставится в вину его предполагаемое притязание на мессианство. Концельманн пишет:[442] «Кульминация наглядно показывает христианскому читателю, что Иисус впервые открыто признает себя Мессией лишь перед высшим органом власти своего народа, решив тем самым свою судьбу. В то же время ясно показано неверие Израиля».

Вопрос мессианства многогранен и гораздо более проблематичен, чем любые другие аспекты суда, описанного синоптическими авторами. Последователи Иисуса видели в нем, главным образом, пророка, а не Мессию:

Дорогою Он спрашивал учеников Своих: за кого почитают Меня люди? Они отвечали: за Иоанна Крестителя; другие же – за Илию; а иные – за одного из пророков. Он говорит им: а вы за кого почитаете Меня? Петр сказал Ему в ответ: Ты Христос. И запретил им, чтобы никому не говорили о Нем. (Марк. 8, 27–30)

Сам Иисус, предположительно, однажды косвенно подтвердил мнение о том, что он пророк: «…а впрочем, Мне должно ходить сегодня, завтра и в последующий день,