Сбегая трусцой вниз по лестнице, я встретила Бо и Коби, когда они поднимались по трапу на трибуны.

— Куда ты направляешься? — спросил Бо.

— Домой. Коби, приятель, пошли. — Я толкнула его в другую сторону.

— Но, мамочка! — заскулил он. — Я пока не хочу уходить.

Я схватила его хот-дог.

— Я знаю, но пришло время.

— Мейз…

Я оборвала Бо и продолжила идти.

— Я позвоню тебе позже.

Он нахмурился, но отпустил меня.

— Я хотел поиграть, мамочка, — запротестовал Коби, тащась рядом со мной.

— Я знаю, но на сегодня мы все закончили играть.

Уголки его губ опустились, и он заплакал.

Дерьмо. Могу ли я тоже заплакать? Теперь я чувствовала себя виноватой за то, что испортила вечер своему сыну.

Я остановилась, чтобы опуститься на колени рядом с ним.

— Мне жаль, Коби. Мне действительно жаль, но нам нужно уходить. Я заглажу свою вину перед тобой. Как насчет того, чтобы перед уходом съесть печенье у Наны?

Он кивнул и прижался к моей груди.

Я крепко обняла его, прежде чем встать и взять за руку, когда мы шли к маминому киоску.

— Привет! — Улыбка мамы погасла, когда она увидела мое лицо и слезы Коби. — В чем дело?

— Мы уходим. Можно мне взять с собой пару печений?

— Конечно. — Она выбрала любимое шоколадное печенье Коби с M&M's. — Где Хантер?

— В больнице с тем наездником.

Она замерла и посмотрела на меня виноватыми глазами.

— Ты знала, — догадалась я. — Ты знала, что он был врачом.

Она кивнула, и ее лицо побледнело.

— Мама, почему ты мне не сказала?

— Я знала, что ты не дашь ему ни единого шанса.

Я усмехнулась.

— Да. Ты была права насчет этого.

— Мне жаль, милая. Я не сказала тебе сразу, потому что хотела, чтобы у него был шанс завоевать тебя. Потом это продолжалось так долго, что я подумала, может быть, ты знала и не возражала против этого.

— Нет, я не знала. — Я взяла печенье из ее рук и сунула его в свою сумочку. — Как ты могла мне не сказать? Ты из всех людей? Ты видела, как трудно мне было справляться со всем после сама-знаешь-кого. Я ожидала, что ты понимаешь, когда никто другой не поймёт.

Она опустила голову.

— Ты права. Я должна была сказать тебе.

Я открыла рот, чтобы продолжить ругаться, но вместо этого предпочла заткнуться. От ссор с мамой у меня всегда болел живот, а у меня и так было достаточно проблем.

Я была сбита с толку и зла.

Я была напугана.

Настоящие эмоции смешивались с эмоциями из прошлого, и я не знала, как в них разобраться.

— Мы можем поговорить позже, — пробормотала я. — Пошли, приятель.

Я повела Коби на парковку, и каким-то чудом мне не пришлось ходить взад и вперед по каждому проходу, чтобы найти, где Хантер припарковал мою машину. Я нажала на брелок, и задние фонари вспыхнули в конце ряда. Мы загрузились, и, пристегнув Коби и жуя его хот-дог, я выехала из ворот ярмарочной площади и поехала.

Я поехала домой.

— Папа? — позвала я, входя в дом своих родителей.

— Сюда!

Коби пробежал мимо меня в гостиную.

— Дедушка!

Я нашла папу в его глубоком кресле, одетого в клетчатую пижаму и поношенную футболку. На прикроватном столике стояла бутылка «Будвайзера». Она стояла рядом с пультом от телевизора и пустой тарелкой от ужина, который мама, вероятно, приготовила перед отъездом на ярмарку.

Коби забрался к папе на колени и тут же сунул ему пульт.

— Мы можем посмотреть мультики?

— Конечно, внучек. — Папа достал один из записанных для Коби диснеевских фильмов.

— Тачки! — Коби радостно зааплодировал и сполз со стула, растянувшись на полу, подперев подбородок руками, полностью поглощенный своим любимым мультфильмом.

— Что вы, ребята, здесь делаете? — спросил папа. — Я думал, ты будешь на родео.

Я покачала головой и опустилась в мамино кресло рядом с его.

— Я не хочу говорить об этом.

— Хорошо. Все в порядке?

Я пожала плечами.

— Мне просто… — я поискала подходящее слово. — Грустно.

— Что случилось, милая?

Мои глаза наполнились слезами в тот самый момент, когда слова полились потоком. Я рассказал папе все о Хантере, опустив детали рейтинга R11 и используя кодовое имя Эверетта. Но в остальном я сняла с себя все это бремя — с того момента, как Хантер вошел в мой мотель, и до того, как он бросился на помощь на родео.

Когда я закончила, папа сделал то, что у него получалось лучше всего. Он не комментировал и не давал советов. Он не ругал Хантера за то, что тот хранил секреты. Он просто жестом пригласил меня сесть в его кресло, чтобы обнять.

И точно так же, как я делала бесчисленное количество раз до этого — будучи больной, будучи девочкой с ободранными коленками или беременной женщиной с очень тяжелым сердцем, — я встала со стула и прижалась к нему.

Потому что даже в двадцать девять лет я все еще нуждалась в своем отце.

— Все будет хорошо, — сказал он мне в макушку.

Я поверила ему.

— Ты прав. Мы можем остаться здесь на ночь?

— Как я всегда говорил тебе, милая, это твой дом. Приходи и уходи, когда тебе заблагорассудится.

Я улыбнулась и крепче прижалась к его груди, позволяя папиным объятиям успокоить мои нервы.

Сегодня вечером я отодвинула свои тревоги в сторону.

И когда мой телефон зазвонил от звонка Хантера, его я тоже отложила в сторону.

Розовая. Белая. Красная. Желтая. Оранжевая.

Розовая была следующей. Я схватила розовую петунию из коробки и засунула ее в ямку, которую только что выкопала.

Это было на следующее утро после родео, я поливала цветочную клумбу под вывеской гостиницы. Коби был с моими родителями в воскресной школе, а я вернулась в гостиницу, чтобы погрузиться в работу.

Разгребая землю лопаткой, я проделала в земле еще одну ямку и засунула туда белые анютины глазки. Утреннее солнце разогнало прохладный ночной воздух, и на моем лбу выступили капельки пота.

Я проснулась в доме своих родителей в бешенстве.

Кипящей от злости.

Злости на Хантера и на себя.

Я позволила красивой внешности и обаянию другого врача одурачить меня. Я так беспокоилась о том, что могу оттолкнуть его своим естественным любопытством, что облажалась. Я впустила незнакомца в свой дом, в свою постель и в жизнь моего сына.

Как мне не стыдно.

И как не стыдно Хантеру за то, что он кормил меня таким количеством дерьма в течение последних