тошнит, - жалуюсь, уткнувшись лицом в широкую грудь мужа. Цепляюсь пальцами за рукав майки и охаю приглушенно. - Степа, я все слышала…

- Молчи. Молчи, Ирочка. Глупости все это. Бред больных людей, - целует меня в висок он. Тянет наверх, устраивает в постели. – Что тебя беспокоит? Где болит? - переспрашивает серьезно.

- Под ребрами, - шепчу чуть не плача. – Сильно болит. И голова. И живот…

- Сейчас врач приедет. Уже вызвали из частной клиники. Потерпи, девочка. Все будет хорошо, - целует мои руки Степан. Но голос дрожит даже у него. Неужели действительно ему нельзя иметь детей? И как теперь быть? Я со своим не расстанусь.

- Ир, это все бред, понимаешь…Мачехе ударить меня посильнее захотелось. Как же… я ее Юрочку обидел! - Морщится словно от боли Криницкий. Переплетает пальцы, сжимая их до белых костяшек. – Я точно ничего не знаю. Отец бы сказал. И врачи. Да я каждый год чек-ап делаю. Никогда никто не заикался…

- А Ангелина тебе что говорила? Какие у нее были основания?

- Ангелина? – в ужасе смотрит на меня Степан. – Да ничего. Честно говоря, о детях даже не задумывался. Жил себе. Развивал бизнес. Выматывался страшно. И узнал совершенно случайно. Она по психологам шастала. Что-то там в себе прорабатывала. Осознанность какую-то! И мне на глаза попался листок. Такая упрощенная схема с родовым деревом. И там живые или родившиеся были обозначены кружками, а неродившиеся дети перечеркнутыми квадратами. Ну я и догадался. Потом ее спросил. Мы страшно поругались. И она съехала к матери…

- А ты? – спрашиваю через силу. И только сейчас понимаю, что Степан меня отвлекает от боли.

- Ну что я? – улыбается он. Целует мои руки. – Развелся и стал ждать тебя.

- Ты невозможный, - шепчу, прижимая к себе его ладонь. Убеждаю себя, что все обойдется. Кровотечения нет. На выкидыш не похоже.

- Реальный я, Ирочка. На скрининг пойдем, нам все расскажут. Но я на сто процентов уверен, что Ангелина врет. Мой отец ее терпеть не мог. Если он ей за все пять лет что-то кроме «Здрасьте» сказал, я сильно удивлюсь. Да и у нас с ним были обалденные отношения. Он бы точно сообщил. Бред какой-то! Я на сто процентов уверен.

- Там врач приехал, - заглядывает в спальню горничная.

- Зови, - подрывается с места Степан и бежит навстречу.

В ужасе смотрю на входящую полную тетку с чемоданчиком. С ней медсестра, немолодая, усталая.

- На что жалуетесь? – натянуто улыбается доктор. – Как давно проявляются боли?

Пересказываю, морщась.

- Сейчас посмотрим, - кивает мне врач. Аккуратно сгибает в колене мою левую ногу и когда я вскрикиваю, выносит вердикт. – Это аппендицит. Нужно оперировать. И чем скорее, тем лучше. Пока во флегмонозную стадию не перешел.

- Может, есть какая-то терапия? – обалдело чешет башку Степан.

- Только хирургическое вмешательство, - отрезает доктор. – Срочно вези ее в больницу, - рявкает, словно прапорщик новобранцу.

И тут до моего мужа доходит. Дергается резко. Трет переносицу и лихорадочно вжимает палец в экран телефона. Звонит кому-то, отдает приказания.

- Как оперировать? А ребенок? – выдыхаю, чуть не плача.

- Чем раньше доставят, тем меньше рисков, - ободряет меня доктор. Печально улыбается медсестра.

Как же срочно? Кругом же пробки! Даже ночью на подъездах к Москве стоят машины. Не пробиться никак.

Но видимо Степа знает это получше меня.

- Звони пилотам. Вертолет мне срочно, - рявкает в трубку. – Через десять минут вылетаем, - а потом переводит тяжелый взгляд на врача. – Вы летите с нами, Тамара Ивановна. Я заплачу.

Глава 46

Ирку оперируют в Лапино. А я под дверью весь на взводе. Кажется, тронь взорвусь. Упрямо верю в лучшее. Не зря же я по дороге в больницу сдернул всех лучших врачей Москвы. Должны помочь. Просто обязаны. Я никаких денег не пожалею. Лишь бы спасли. Иру мою и нашего малыша.

Он еще не родился, а я уже чувствую к нему вселенскую любовь. Мой ребенок. Мой сын! Я уже привык, что он есть. И жду не дождусь, когда возьму на руки.

Сжав кулаки, сумрачно смотрю в окно. И не могу усидеть на месте. Бесит все. Сердитый Зорро, притащившийся следом. И тесть, подписывающий согласие на операцию и еще какие-то документы.

Он ее законный представитель! А не я, мать вашу!

«Почему мы вчера не расписались?» - ломаю голову и готов сам себе отвесить бодрящего пенделя. Журналистов, сука, испугался! Платья, костюмы, ванна… Напридумывал себе всякую хрень. Ну и у Иры пошел на поводу. Тут точно без вариантов. Девочка моя не захотела и я повелся.

«Я ей все позволяю. Любые желания готов исполнить», - усмехаюсь скупо. Только ей одной. Никому из моих баб такие привилегии не обламывались. Даже Ангелине, законной жене. А тут…

«Ты ее любишь», - напоминает здравый смысл. И мои губы сами собой растягиваются в улыбку. Люблю Иру. Очень люблю. Поэтому и косячу, как последний дурак.

Тихий стук двери словно кувалдой бьет по голове. Резко поворачиваюсь к врачу, вышедшему навстречу. В два шага оказываюсь рядом. Со своих мест поднимаются Ирины родственники.

- Доктор, ну как? – только и могу выдохнуть. Спазм сжимает горло, а в глазах стоят слезы. Моргаю и словно через вату слышу.

- Операция прошла успешно. С Ириной Николаевной и ребенком все в порядке. Она поспит еще пару часов под наркозом. Потом можете навестить. Сиделку я к ней приставил.

- Хорошо, - бросаю с облегчением. Всего пара часов и я снова увижу свою девочку. Обычно время пролетает быстро. Но сейчас эти гадские два часа будут тянуться долго, будто целая вечность.

Вываливаем на улицу.

- Кто куда? – угрюмо интересуется Зорро. Неподалеку снуют журналисты. Только сейчас нам всем положить с прибором на эту публику. Пусть пишут что хотят, я потом через суд взыщу за невыносимые моральные страдания.

- Я – домой. Ты со мной, пап? – продолжает Зорро.

- Да, - кивает тесть.

- Я вернусь в больницу, когда Ира очнется, - роняю скупо. – Позвоню потом, - киваю и иду к машине, заботливо подогнанной Сохатым.

- Куда теперь? – спрашивает он меня.

Два часа! Два сраных часа! Как бы их прожить и умудриться не чокнуться?

- Не знаю, - морщусь раздраженно.