проверяя, с какой стороны растет мох на деревьях. На комаров он то ли не обращал внимания, то ли они кусать его не осмеливались.

— Мы на месте, — внезапно заявил он и резко остановился.

Мы оказались в глубине самого настоящего бора. Со всех сторон нас окружали стволы деревьев, их кроны смыкались в вышине сплошным зеленым шатром. Под ногами был мягкий ковер из мха и прелых листьев. Лес тихо шумел, словно накрывал нас куполом, надежно отгораживая от внешнего мира. Даже пение птиц было приглушенным. И ни намека на близость человеческого жилья, хотя мы ушли не так далеко от деревни.

— Расходиться здесь опасно — можем заблудиться, — заявил Костя. — Давайте прочешем местность, двигаясь отсюда и забираясь по возможности в стороны. Друг друга из виду не теряем.

Макс обреченно кивнул и пошел вправо, его непрекращающееся ворчание служило прекрасным ориентиром. Я про себя решила от него не отходить, и пошла практически по его следу. Костя продирался через поросль молодых деревьев где-то поблизости, ломая сучья, как бегущий через чащу лось.

Я шла, уперев взгляд в землю, без особой надежды на находку, витая мыслями где-то далеко, как вдруг послышался вопль Кости, а за ним — громкий продолжительный треск. «Наверное, он и в самом деле на лося набрел. Или даже на медведя», — испугалась я. С ревом «Костян, держись!» Макс бросился на выручку. Я кинулась за ним. Не успела пробежать и сотни метров, как он затормозил, и я врезалась в его спину. К счастью, парень успел ухватиться за крепкий куст, иначе мы оба покатились бы вниз. Мы стояли на краю крутого оврага, раскинувшегося поперек леса. В него, очевидно, и скатился Костя.

— Костя, ты цел? — крикнула я.

Снизу послышался голос, крайне раздраженный, но вполне бодрый. Голос нехорошими словами помянул всех Федотовых, их навигатор, Заречье, и вроде как Рюрика. Мы с Максом облегченно рассмеялись.

Когда Макс помог, наконец, Косте выбраться из оврага, что было непросто — его края постоянно обрушивались, увлекая за собой и спасителя и спасенного, оба были в земле, мху и ветках, как лешие. Костя, вдобавок, ободрал щеку и руку, но, к счастью, дело обошлось без серьезных повреждений.

— Чертовы Федотовы, ведь они знали, что здесь непроходимый овраг, — продолжал возмущаться Костя.

— То-то они так ухмылялись, — дошло до меня.

— Я им еще поухмыляюсь! И навигатор их дурацкий треснул.

— А как же мы теперь из лесу выйдем? — тревожно спросил Макс.

— Спокойно, без паники. Уж из леса-то я вас выведу, — успокоил его Костя.

Он и в самом деле не зря сверялся с небом и мхом на стволах — очень скоро деревья стали редеть, а впереди появились отчетливые просветы. Мы приободрились и прибавили шагу, я уже предвкушала, как растянусь под одеялом в своей кладовке, с Шариком под боком, как вдруг моя правая нога провалилась сквозь землю. Лодыжку пронзила острая боль, которую сразу же сменил ледяной холод. Я даже пискнуть не успела. Хорошо еще, что от удивления я просто села на землю, а не стала выдергивать ногу, рискуя сделать еще хуже. Смекнув, что я не просто так отдохнуть присела, ребята подбежали ко мне и помогли осторожно вытащить сбежавшую конечность. Оказалось, я угодила в лесной родник.

— Теперь я точно знаю, что такое «ключевая вода», — попыталась пошутить я. Нога совершенно занемела от холода, и я с удивлением обнаружила, что в ней засел обломок кола, который вошел глубоко в мышцу икры. Мы не осмелились его вытаскивать, тем более что по мере согревания из раны стала сочиться темная кровь, а вместе с чувствительностью накатила боль.

— Тебе срочно нужен врач, — испуганно пролепетал Макс.

— Где мы врача найдем в этой глуши, да еще на ночь глядя, — нахмурился Костя.

— Тогда в больницу надо отвезти!

— Никуда не надо меня отвозить, — запротестовала я. — Помогите до бабки Насти добраться, уж она должна знать, что делать.

— Я бы не стал доверять деревенской знахарке, — поджал губы Костя.

— А я бы стала, — отрезала я.

Костя подхватил меня под руку, Макс подставил плечо с другого бока, и мы похромали в сторону деревни.

16. У КАЖДОЙ ЗНАХАРКИ СВОИ ПРИПАРКИ

Глядя, как Настасья деловито снует по избушке, греет воду, достает с полок и из ящичков какие-то травки и настойки, отрывает длинные полосы ткани от куска полотна, я удивлялась своему спокойствию. Почему-то я была абсолютно уверена, что с ногой все будет хорошо, несмотря на очевидную серьезность травмы. В голове всплывали смутные воспоминания, очень далекие, давно забытые. Такой же пахнущий травами полумрак, приглушенные причитания мамы за дверью, заботливая рука, втирающая мазь в мою ногу и спокойный и уверенный голос, размеренно заговаривающий жаркую боль, поднимающуюся от ступни и грозящую захватить все тело.

— На-ка выпей, — бабка сунула мне под нос плошку с дымящимся отваром. Я выпила, даже не спросив, что это. По вкусу и запаху — зеленый чай. Вьетнамский, по-моему.

Я улыбнулась и уже хотела поделиться этим открытием с Настасьей Осиповной, которая зачем-то окунула мою несчастную конечность в горячую воду, такую, что едва терпеть можно было, но обнаружила, что не могу и не хочу ничего говорить, а хочу откинуться в кресле и смотреть в закопченный потолок, слушая мерное бормотание знахарки:

— Конь карь, кровь, не кань! Ржа — на железо, камень — на воду. Конь, остудись, остановись, о камень запнись, стой, как вкопанный, больше не беги!

«Что за странная присказка? Верно, заговор, чтобы кровь остановить», — лениво проплыла мысль, махнула хвостом и исчезла в темной глубине, которая качала меня на волнах, вниз-вверх, вниз-вверх, интригуя отсутствием дна. Интересно, а что там? Сейчас нырну поглубже и все узнаю. Вообще все узнаю!

— Ну все. Сейчас подорожник привяжу, а завтра утром повязку снимешь, — голос бабки Насти вернул меня, не дал утонуть в непознанном.

Подорожник?! Мне стало смешно. И стоило из-за подобной ерунды беспокоить пожилую женщину в столь поздний час? Подорожник я и сама могла бы приложить. Стоп, а куда палка из ноги делась? Когда бабка успела ее вытащить, причем так, что я и