как я поначалу решила по запаху, а пышными и румяными оладьями. Вокруг выстроились банки с разнообразными вареньями. Парни уплетали за обе щеки и похваливали, а Варька порхала вокруг них, играя роль гостеприимной хозяйки.

— Катюха, привет! Подсаживайся к нам! — радостно замахал Макс огрызком оладушки в черничном варенье.

Забота обо мне в Варькины планы не входила, но, не желая разрушать образ радушной хозяйки, она и меня за стол пригласила и даже соизволила улыбнуться. Хотя самые лучезарные улыбки и вся забота сегодня были направлены на Макса. Ему подкладывались самые большие оладьи, а к ним то очередное варенье, то сметанка. А уж когда девушка соблаговолила собственною ручкой утереть салфеткой его испачканную щеку, парень просто растаял.

Оладьи были выше всяких похвал. Меня так и подмывало уточнить, кто их автор, но, обнаружив среди банок с вареньем морошковое, нежно любимое с детства, я с удовольствием промолчала и навернула с ним столько оладушек, что в конце концов серьезно усомнилась, смогу ли встать из-за стола.

Сочтя свою миссию (восстановить восхищение Макса, а заодно вызвать Костину ревность) выполненной, Варвара удалилась, сопровождаемая самыми искренними благодарностями (общими) и приглашениями заходить почаще (от парней).

Мы не спешили вставать из-за стола. Костя изучал вновь разложенную на столе карту, которая уже обзавелась новыми деталями рельефа в виде черничных озер и малиновой горки, и задумчиво чертил по ней пальцем.

— А стоит ли теперь искать во всех точках? — подал идею Макс. — Ведь если один "угол" пуст, то и весь "квадрат" разваливается.

— Пустым он может оказаться лишь потому, что мы плохо искали, — не поддался на провокацию Костя. — Или потому, что по каким-то причинам камень не дождался нас. Так что не пытайся увильнуть. Если тебе, конечно, все еще хочется домой.

— Конечно, хочется, — рассеянно отозвался Макс, прикидывая, поместится ли в него еще одна оладья. И добавил себе под нос, так, чтобы Костя не слышал:

— Но не сразу.

Как ни хотелось после столь сытного завтрака прилечь куда-нибудь в тенек и сладко продремать до самого обеда, надо было поднимать себя из-за стола. Пройтись пришлось довольно далеко — от края деревни по главной дороге мы протопали около километра, пока Костя не скомандовал «Стой-раз-два!»

— Здесь уж точно ничего непредвиденного не должно быть, — заявил он, еще раз сверившись с картой.

Действительно, раскинувшийся перед нами простор радовал глаз. Везде, куда ни глянь, ровные поля с рядами зеленых всходов.

Я сунула нос в карту и недоуменно огляделась.

— Поле огромное, как определить, где точно искать? Здесь же ни одного ориентира, кроме дороги.

— Значит, надо осмотреть как можно большую площадь, — бесстрастно резюмировал Костя и смело ступил на возделанную землю.

— Надо стараться идти друг за другом, а то нас вряд ли по головке погладят за вытоптанную картошку, — предостерег Макс.

— Шарику это скажи! — бросил Костя, но стал идти осторожней. Шарик тем временем скакал, как миниатюрный кенгуру, аккуратно перепрыгивая невысокие еще кустики.

— А разве это картошка? — пригляделась я. — По-моему, это помидоры. Костя, а ты как думаешь?

— Я об этом не думаю, — отрезал он. — Я продукты покупаю в магазине, а думать предпочитаю о более важных вещах.

— Можно подумать! — пробормотала я себе под нос.

Мы уже отошли на приличное расстояние от дороги, когда нас кто-то окликнул. У края поля стоял человек с примечательно блестящей лысиной. Он энергично размахивал руками и, если опустить некоторые нецензурные выражения, призывал нас немедленно покинуть поле, угрожая в противном случае разнообразными незамедлительными неприятностями.

— О, Глобус! — я обрадовалась ему, как родному. — Удивительно, как он нас раньше не нашел! Я уж решила, что в этой реальности ему нет места.

— Да ну его, — бросил Костя и ускорил шаг.

Глобус перестал махать руками, традиционно сплюнул в нашу сторону и поспешил в сторону деревни.

— Насколько мне известен характер данного персонажа, он пошел "заявлять куда следует", так что нам стоит поторопиться, — озабоченно заметила я.

— Пусть сначала найдет куда, а главное, кому заявить в воскресенье, — смело заявил Костя, и распорядился начинать осмотр, предварительно разделив поле на секторы (руками показал кому и куда идти).

Но не прошло и десяти минут, как спокойствие воскресного дня было окончательно нарушено. На дороге появились четверо дюжих парней, за которыми едва поспевал Глобус. Они все начали кричать на нас, требуя убираться с поля подобру-поздорову.

— Это же сыновья старосты, — узнала я. — Вон, глядите, Иван, давешний жених. А трое остальных дружками были на свадьбе, такие веселые ребята.

— Вряд ли сейчас они такие же веселые, — засомневался Макс. — Давайте лучше вернемся, не надо их злить… еще сильнее.

Костя с сожалением окинул взглядом неохваченные участки, но спорить не стал. Уж очень убедительны были Федотовы-младшие, даже на расстоянии.

— Вы какого … всходы топчете? — без предисловий задал вопрос старший (судя по размеру бороды) брат, когда мы оказались на дороге.

— Мы не топчем, мы ищем, — ответил за всех Макс.

— И какого … вы на поле ищете?

— Нам староста разрешил, — пискнула я.

— Вот прямо так и разрешил топтать поле? — удивился младший. (Никита, вспомнила я).

— Он разрешил нам вести археологические изыскания на территории Заречья и его окрестностей, — с достоинством пояснил Костя. — И обещал нам всяческую поддержку в случае необходимости.

— Спросите его, если не верите, — добавил Макс.

— Не верим. Спросим, — мрачно подтвердил один из средних. — Пошли.

— Вообще-то у нас дела, — запротестовал Костя.

— Пошли, хренолог, — проворчал кто-то неопределенный из Федотовых и смерил Костю презрительным взглядом.

— Вы, главное, документики у них спросите, — встрял Глобус.

Мы невольно переглянулись и хмуро последовали под конвоем к старосте.

До чего же была забавная картина, когда староста вразумлял своих великовозрастных сынков — я даже сцену из "Тараса Бульбы" вспомнила.

Примерное содержание этой потрясающей по выразительности и содержательности речи было следующее:

Вот эти славные ребята (археологи) радеют о сохранении истории России в общем и славного прошлого Заречья в частности, не жалеют ни здоровья,