– Что ты имеешь в виду? – подозрительно спросила Катя, отвязав «Набор туриста» от шнурка и изымая его из обращения.

– У вас есть все, – кивнула Олена, судорожно сглатывая подступающие из горла слезы. – Все! У вас в этом мире есть все, что только можно желать… У вас одного только нет…

– Чего? – спросил Алексей, вдруг сильно заинтересовавшись.

– У вас, ни у кого из вас… нет счастья! – ответила Олена и разрыдалась.

– В Америке ты еще не была… – сухо сказал Алексей и, захлопнув заднюю дверь, не оборачиваясь, пошел, уселся на свое место – водителя. – Тебя бы в Штаты бы…

Олену трясло от рыданий.

* * *

– Так, девушки, вас здесь ровно двести душ, – обратился Николай к толпе девиц, собранной им возле памятника А. С. Пушкину за двадцать три ездки вдоль главной улицы страны. – Давайте все ко мне поближе, кричать не хочу. Вставайте полукругом, как на экскурсии. А я вот буду как бы экскурсовод. – Коля сплюнул себе под ноги: – Вот привязалось же это «как бы»!

– Скажите сразу, что с нами будет?

– Ничего плохого с вами не будет. Слетаем на пару дней, киносъемка там… скрытой камерой как бы, тьфу! Поработаем, все получат премиальные. Хорошие деньги, уверяю вас. И лично в руки – вам, а не «дяде», я договорился. Будете довольны, обещаю.

– Мужики-то хоть культурные, интеллигентные?

– Нет. Врать не буду. Такие артисты – ой-ой-ой…

– Известные?

– Нет. Неизвестные. Никому не известные, кроме меня. Но в отношении всего остального вполне ничего, солидные – у некоторых морда даже в зеркале не поместится… Уши на рамку придутся. Шкафы, одним словом. Серьезные. Хорошие ребята. Вам понравятся.

По женской толпе прошел облегченный шорох:

– Не импотенты, значит…

– И не голубые! Ведь пидоры, они либо заслуженные, либо народные, либо депутаты…

– Верно, девочки, педераст, он всегда в люди выбьется.

– А эти – все неизвестные… Значит, нормальные мужики.

– Вы нас в пансионат везете?

– Нет. Отдыхать будете в комфортных шатрах.

– Вы нас за город, в качестве культурной программы, на закрытие какой-то конференции сняли, так ведь?

– Нет, не так. Никакого закрытия. Скорее открытие.

– А куда?

– На море. На побережье.

– Вот это да!

– А поточнее – куда?

– В Америку.

Какая-то девица присвистнула, воцарилась тишина.

– У нас же паспортов почти ни у кого нет… Мы ж с Украины большинство, часть из Молдавии…

– А загранпаспорта с собой вообще ни у кого нет…

Это был острый момент, и Аверьянов задумался.

Сказать, что он их всех вывезет в Америку десятого века без всяких паспортов, означало признаться в привычке действовать нелегальными методами, если не сказать, что в торговле живым товаром… Что это за вывоз без паспортов? Подпольная торговля живым товаром? Разумеется, первая же мысль, которая их посетит, – как им потом возвращаться оттуда, куда он их без паспорта доставит? Как? При первой же попытке выезда назад встанет вопрос о нелегальном въезде. То есть такая поездочка – это заведомо дорога в один конец. Такой сюжет всем известен: выжмут как губку, используют на все сто и в бетон через год-другой закатают. Нет-нет! Признаться, что он увозит за кордон без всяких документов, – все равно что признаться в том, что он намерен их продать в рабство либо, использовав, убить.

Конечно, можно наплести, что он про документы не подумал как-то, что он этого обстоятельства не учел… «Садитесь, девочки, пока что вот посидите на лавочках, а я подумаю и чего-нибудь решу». Сказать такое означало бы косвенно подтвердить, расписаться всеми копытами и рогами в том, что все делалось как обычно, в режиме «не починим, так сломаем». А такое признание – потеря авторитета, сразу и навечно.

Времени на решение – секунда.

«Аверьянов, секунда пошла!» – скомандовал он сам себе, сжимая кулак до хруста.

– А паспорта-то вам зачем, в «Америку» ехать? – удивился Николай вслух. – «Америка» – это же на Оленьем Холме! Бывший цековский заказник. Неужели не слышали? А Барвиха, Соколиная гора, Горки-7 – знаете? Слышали! Ну, хорошо. Бочаров Ручей тоже, наверное, знаете? Под Сочи. Недалеко от «Красной поляны». Крыша еще там четырехскатная… Ну, а «Америку», ну, не вспомнили? Олений Холм? Ну?

– Ну… – нерешительно повторила одна из девиц.

– Баранки гну! В общем, я сейчас на сорок минут отлучусь за автобусом как бы… А вы все стойте здесь: не драться, не митинговать, и прохожих не задевайте… Любуйтесь Пушкиным, дышите воздухом…

«Забавно устроена психика, – подумал Николай ища взглядом, где припарковался „линкольн“. – Я не сказал им самого главного – где находится эта самая „Америка“… Но выплеснул корыто не идущих к делу фактов уверенным тоном. И сошло! Пипл схавал, как теперь говорят. Вот так нас всех и дурят – как котят».

– В Коломенское, к загсу! – скомандовал он, захлопывая дверцу белоснежного «линкольна».

* * *

Младший лейтенант Очуркин и старший лейтенант Свистаков молча смотрели на небывалое скопление проституток, сбившихся в стаю возле памятника Пушкину.

Девочки явно были в отгуле, не на работе: если проезжающая тачка притормаживала, ей тут же одна из девиц давала отмашку: «Сыпь дальше!»

– Это не митинг! – сказал Очуркин, пожимая плечами. – Плакатов нет, протестов нет, никто за жизнь не булькает.

– А может, это голодовка? – предположил Свистаков.

– А Пушкин-то при чем?

– Ну как «при чем»? Сто лет стоит: не жрет, но вдохновляет!

– Давай в ФСБ, дежурному по городу, позвоним?

– Зачем?

– Я не знаю. Ну вроде мы не спим с тобой, а? Да и время быстрее пойдет, минут на сорок ругани будет: чего звонишь, от дела отрываешь, то да се…

– Да ведь действительно звонить-то нечего! Пушкин с шалашовками – сочетание хорошее. Ведь он – чугун, делай что хочешь. Они тоже на все согласны, никакого протеста – ни от него, ни от них! Все хорошо.

– Да не совсем: Пушкин дело портит.

– Согласен. Чем-то он раздражает.

– Известно чем! Вон, пиво «Бочкарев» – зеленые грибочки, «Макдоналдс» – желто-красный, а он чего здесь, черный, встал?

– А он стоит и думает: куда двинуть? По пиву? По биг-маку?

– На кладбище ему, вот куда двинуть! Памятник? На кладбище! Черный? На кладбище!

– А он стоит!

* * *

Хронотоп, целый и невредимый, находился там, где его оставил Николай: у Коломенского загса.