Они стояли на самой вершине холма – двести девиц и Коля Аверьянов.

Спокойный ветер с моря гладил девушек по головам и шевелил рукава блузок, подолы юбок, воротники, словно пытаясь на ощупь понять, из чего же она у них сшита, эта одежда.

– Да! Вот это да…

– О, Господи!

– Хорошо-то как…

– И даже сказать нечего.

– Сто лет на море не была, девочки.

– А я вообще не была на море никогда. Первый раз его вижу, – сказала белокурая девушка, уже не первой юности, лет двадцати пяти.

Коля повернулся к ней, но, увидев в глазах ее слезы, промолчал.

Первый раз за последние дни он вдруг почувствовал, что ввязался в историю, масштабов и сложности которой он даже отдаленно себе не представлял. Его приключения в Батыевых временах показались каким-то далеким и глуповатым кинофильмом детства, не имеющим никакого отношения ни к жизни, ни к реальной борьбе в параллельных мирах.

А борьба эта есть, война идет. Она сложна и беспощадна к мельчайшим ошибкам.

И в этой войне мускулатура, точность глаз, умение держать удар, владение рукопашным боем, как и дополнительный патрон, предусмотрительно загнанный в патронник, играют далеко не основную роль – ну вот, например, как грибной дождь, прошедший перед началом армейских учений в масштабе фронта.

Он мало, очень мало узнал у Коптина. Учиться нужно было годы. Мельком он кинул взгляд на штрих-кодер и похолодел: своими художествами в прошлом, здесь, на Оленьем Холме, засылкой свадебной группы на Фату-Хиву он уже наплодил без малого два миллиона параллельных миров. Миры были очень близки к основному – интегральный датчик отклонения сидел практически «на полке», на нуле, но эти 1 976 532 параллельных мира различались в деталях. И пусть детали эти были малозаметны, но все же из этих 1 976 532 миров не было и двух абсолютно одинаковых, строго идентичных.

Самое же страшное было в том, что сейчас, в данный момент, когда они все стояли и не предпринимали ровным счетом ничего, штрих-кодер стремительно накручивал свой счетчик, и новые параллельные миры обильно рождались, сыпались градом.

Краем глаза он скользнул по девушкам. Нет, движения, поступков нет.

Они просто стояли и думали – каждая о своем.

Конечно, это можно объяснить.

Визит в прошлое может изменить будущее, если раздавишь тут, в прошлом, бабочку или жука. Конечно…

Но можно изменить будущее, раздавив здесь, в прошлом, какого-то червя в себе самом, – ведь верно?!

И мир останется таким же, как и был: все цело, ты ни на что не наступил, не уничтожил ничего, не исказил в нем.

Но все-таки мир изменится. Потому что мир легко изменить, параллельные миры рождаются бесшумно, непрерывно.

Ведь мы и без всякой телепортации часто уходим в прошлое. Уходим мысленно в дебри минувших дней и давно происшедших событий, не в силах изменить их, подправить тем самым настоящее. Все знают – это невозможно.

Но это возможно. Возможно в обычной, в реальной жизни. Более того, это происходит всегда и со всеми.

Крути не крути, а прошлое меняет нас – при каждом возвращении к нему.

Как вспомнишь – вздрогнешь. Прошлое – страшная штука. Оно влияет на нас, меняя нашу настоящую, в данный момент идущую жизнь, изменяя действительность порой беспощадно, до ужаса. Вспомните, о чем писал, предупреждал всех Геннадий Шпаликов:

По несчастью или к счастью,

Истина проста:

Никогда не возвращайся

В прежние места.

Даже если пепелище

Выглядит вполне,

Не найти того, что ищешь,

Ни тебе, ни мне.

Путешествие в обратно

Я бы запретил,

И прошу тебя, как брата,

Душу не мути.

Шпаликов предупреждал. Потом повесился.

Прошлое, даже при мысленном путешествии в него, ломает в нас что-то, наступая на бабочек внутри нас, уничтожая тем самым отряды и семейства, виды и подвиды скотов, стервятников и динозавров, в дальнейшем выросших бы из этих червячков и бабочек.

А что-то прошлое и рождает в нас, снова и снова, благодаря чему внезапно вырастают в душе и в сознании леса идей, отчаяний, сомнений, угрызений, надежд и находок.

«Вот попался-то! – Мысленно Николай едва не застонал, вспомнив спокойный и глубокий взгляд Коптина. – Как он меня поймал! Взял теплого, ну как ребенка. И вот сюда. И в печку – головой. А тут такие гуси-лебеди вышли! А кто виноват? Не пил бы из копытца – не стал бы козлом! Сам виноват. Стремнина операции засосала, а это означает – конец. Теперь выплывать и расхлебывать».

Они стояли – двести девиц и Аверьянов. Молча смотрели в океан, думая каждый о своем.

Штрих-кодер бешено отсчитывал штрих-коды новых, рождаемых ежесекундно сотен параллельных миров. Интегральный датчик отклонений уже отлип от «полки», мир значительно менялся – неясно, в какую сторону, но менялся ощутимо.

Ведь все стоящие вокруг него – это, как ни крути, будущие матери. И изменения, происходящие сейчас в их душах, дадут знать о себе в идущих следом поколениях – в тех малышах, которые придут в наш мир попозже. Мир тесен, люди живут в нем по очереди и часто в параллельных, непересекающихся мирах. Единственный Мир, единый для всех, но в котором ни у кого ни с кем нет ни одной общей точки.

С Атлантики дул ветер.

Штрих-коды рождаемых миров мелькали, меняя друг друга так быстро, что слились в полосу, то светлевшую, то темневшую от бешеного темпа раздвоения миров.

– А здорово, девчонки, правда?

– Теперь и подохнуть не жаль.

– А морем совсем не пахнет, – с какой-то непонятной грустью сказала одна.

– Да, это так, – согласился Аверьянов. – Ты была только на Черном море…

– В детстве, – согласилась девушка. – В семь лет. Перед школой. «…Там, где, боже мой, была мама молодая и отец живой…»

– Там пахнут йодистые водоросли, выброшенные на берег, – объяснил Николай, чувствуя, что он говорит, только чтоб не молчать и не думать. – И ты решила, что так пахнет море. Само море. А здесь никаких водорослей нет. Это не Черное море. Это – Атлантический океан. А океаны не пахнут.

– Олений Холм, говоришь? – задумчиво проговорила стоящая рядом девушка из первой отобранной им пары, Варя-Варюха.

– Так называют его местные, – кивнул Николай.

– А кто здесь местные?

– Скрилинги.

Варя помолчала, а потом спросила:

– Где мы?

– В десятом веке. Двадцать девятое августа 985 года. Северо-восточное побережье Америки. В наше время это – США, недалеко от Кенсингтона, штат Миннесота…

– Я чувствовала, что тут что-то не так, – покачала головой Варя. Она была абсолютно серьезна. – Еще на Тверской почувствовала, как тебя увидела: этот мужик заведет, завезет! Я чувствовала, что ты завезешь. Но не знала, как далеко…