Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А самоубийство при чем?
— Вы когда-нибудь слышали про самураев? Это такие японские воины. Они своими мечами отрубали головы врагам и не боялись умереть. Если им случалось навлечь на себя позор, они брали нож и раз, — она изобразила, как проводит лезвием поперек живота, — все кишки вываливаются наружу. Или они делали так: вжик! — еще один воображаемый разрез рассек ей горло. — Ну разве не чудесно?
— По-моему, это не так-то просто проделать.
— Ну конечно, не просто! В этом и смысл. Отчасти как раз поэтому все выглядит так красиво. Все эти ритуалы. И так утонченно. Японцы превозносили состояние безмятежности, но могли быть и очень свирепыми. Давайте-ка я вам покажу, как надо заваривать чай.
— Да это любому дураку известно.
— Но не по-японски. Они устраивают целую чайную церемонию. Я сама освоила такой способ. Это очень серьезно!
— Мне пора идти, — сказал Перек, ощущая, как от разговора с ней у него нарастает ощущение дискомфорта. Надо держаться от нее подальше.
— А как вас зовут? — спросила она.
— Винсент, — ответил он.
— А я Амалия.
Она протянула ему руку, и он нехотя ее пожал. Ладонь была маленькая, прохладная и напоминала найденную им однажды раненую ласточку. Ему вдруг сделалось не по себе. Он выпустил ее ладонь и сбежал.
Весь остаток дня Переку удавалось избегать общения с ней. Он позавтракал, а потом накупил газет и журналов — всего, что касалось кинофестиваля и могло содержать какую-нибудь весточку об Анне. Про фестиваль писали много, но про нее почти ничего не попадалось. Он приобрел карту города, а потом прогулялся до набережной. Оказавшись у самого залива, Перек остановился, присел на скамейку и принялся разглядывать лодки и яхты. Подобная роскошь никак не укладывалась в голове. Он прогулялся по Круазетт до самого «Пале» и немного постоял там, глядя на подъезжающие машины и входящую в кинотеатр публику. «Нет ли среди них Анны?» — гадал он. На улицах и в магазинах было людно, то и дело звучала английская речь. Все кричали и шумели, вели себя крайне неорганизованно, и Переку это не нравилось. Оставив набережную позади и углубившись в тесные улочки окраин, он почувствовал себя куда лучше. Небо над головой было ясное и прозрачное, маленькие кафе были полны посетителей, люди пили вино и вели беседы. Влюбленные парочки прохаживались, держась за руки, время от времени заворачивали в подворотни и там целовались. Уличные мальчишки играли в футбол, и никому из них не было до Перека дела, никто не замирал, пялясь на него, никто не кидался обидными прозвищами, когда он проходил мимо. Этот мир казался гораздо великодушнее, чем его родные кварталы, хоть и был таким же небогатым.
Подходя к дому Ульбека, он вдруг услышал негромкое «тссс!». Из прилегающего к дому проулка высунулась Амалия и подозвала его к себе.
— Пойдемте, — только и сказала она.
Взяв Перека за руку, она повела его вдоль проулка, мимо мусорных баков и сквозь дыру в заборе. Они очутились в крошечном дворе заброшенного дома, располагавшегося за жилищем Ульбека. Кто-то расчистил от камней и мусора небольшой кусочек земли и расстелил на нем одеяло. На одеяле красовался деревянный ящик, накрытый цветастой тряпкой, а по бокам от него лежали подушки. На маленькой печке-хибати, которую топили хворостом и углем, исходил паром чайник. На импровизированном ящике-столе стояла миска для супа, а рядом красовались банка с заваркой, венчик и половник. Амалия подошла к кассетному магнитофону и включила его. Воздух наполнился негромкой японской музыкой. Девушка успела нацепить на себя дешевенький халат, отдаленно напоминающий кимоно.
— Для вас кимоно не нашлось, зато у меня есть вот что.
Она взяла в руки самодельную самурайскую головную ленту с изображением восходящего солнца и повязала ему на лоб. Потом присела к столу, по-японски подогнув ноги. Перек уселся напротив. Девушка заваривала чай, пользуясь простой, совсем не японской кухонной утварью, но старательно подражая чайной церемонии в стиле дзен. Она аккуратно отмерила ложечкой нужное количество зеленого чая и высыпала его в суповую чашку, затем налила туда воды из чайника. Взбила чай венчиком, пока не образовалась мягкая светлая пенка. Потом взяла миску обеими руками и протянула ее через стол Переку. Тот понятия не имел, что должен сделать.
— Пейте, — шепотом велела Амалия.
Перек поднес чашку к губам. Вкус у чая был отвратительный. Перек скривился.
— Это не чай, — сказал он.
— Чай, только зеленый, — пояснила она. — Называется маття. Все японцы такой пьют. И вообще не имеет значения, какой чай на вкус. Важно, что он означает.
— И что же он означает? — спросил Перек.
— Точно не знаю, — призналась девушка. — Но вроде как что-то важное.
Она забрала у Перека чашку, развернула ее на 180 градусов, а потом отпила и тоже не удержалась от гримасы отвращения. Поставила миску на столик и поглядела на Перека.
— И что теперь? — спросил Перек.
— Не знаю, — сказала девушка. — Я раньше никогда не устраивала чайную церемонию при ком-то еще. На этом обычно все и заканчивалось. — Она хихикнула. — Наверное, можно просто поболтать.
Перек пожал плечами. Болтать с ней у него не было ни малейшего желания.
— Уверена, вы очень интересный человек, — сказала она.
— Вот уж нет.
— У вас забавный акцент. Вы из Канады?
— Из Соединенных Штатов. Моя мать была француженка, так что я тоже француз. Родился здесь, в Ницце.
— Значит, у вас где-то тут должна была остаться родня.
— Не исключено.
— Мы должны их разыскать.
— Нет.
— Почему же?
— Я никого из них не знаю. С младенчества не виделись. К тому же они недолюбливали мою мать.
— Семья — это важно.
— Ничего подобного.
— Как вы можете такое говорить?
— А ваш отец, он тоже важен для вас? Он же вас бьет, я слышал. Посмотрите, что у вас с лицом.
— Во время чайной церемонии нельзя говорить ничего плохого.
— Да все кругом хуже некуда! Семья. Люди. Мне никто не нужен. Я их всех ненавижу.
Она зажала уши ладошками.
— Не желаю этого слышать!
Он умолк. Она опустила руки и сделала вид, будто ничего не случилось.
— Теперь нужно помедитировать.
— Мне пора идти.
— Я вас научу. Это поможет вам обрести безмятежность.
— Да класть я хотел на безмятежность! И на твой дурацкий чай тоже! На вкус моча мочой!
Перек вскочил и кинулся прочь, так и не сняв повязанную девушкой ленту. Он несколько минут провалялся в кровати, и тут в распахнутую дверь постучали.
— Вы забыли свои газеты.
Она положила журналы с газетами в изножье кровати.
— Простите, что вывела вас