– Как пожелаешь, принцесса, – шутливо говорит он. (Я раздраженно вздыхаю.) – Ты права насчет «но». И это «но» – опять Ваник.

Ну конечно.

– После того что случилось в лаборатории, Вещие простили Ваника – ведь их гнев вовремя перенаправили на Иеремию. На фоне всего этого Ваник не сразу понял, что его дар пропал не на время, а навсегда. И тогда он даже больше, чем прежде, исполнился решимости вычислить генетическую аномалию и вернуть себе свой дар. Он возобновил свои эксперименты и каждую свободную минуту проводил в своей лаборатории.

Я вспоминаю о тех экспериментах, которые Ваник провел на мне, и меня передергивает. Ни один из них не был настолько жестоким, как, наверное, думает Кайл. Насколько мне известно, никаких… образцов тканей он у меня не брал. Опять, словно прочитав мои мысли, Кайл говорит:

– На этот раз он должен был вести себя очень осторожно, чтобы никто не узнал о том, что он делает, не оставлял внешних следов и старался избегать серьезных жертв. Но в течение последующих нескольких лет он обзавелся несколькими Вещими, которые поставляли ему медицинское оборудование и все, что было нужно для проведения генетических тестов. На первый взгляд эти тесты были весьма разумными, и в итоге их вписали в стандартный протокол процедур для всех новоприбывших Вещих. Они стали частью инициации. – Он выдерживает небольшую паузу, а затем уточняет: – Они называют это «посвящением».

У меня в голове эхом отдается голос Ками. У потенциальных Вещих испытывают умственные и физические способности, пока они не сломаются.

Я сглатываю, вспоминая два собственных года «посвящения», но, прежде чем я умудряюсь сформулировать вопрос, слышу голос Хамелеона:

– Мне тогда было четыре года.

Его голос обрывается, у него в глазах появляются слезы. Данте снова делает шаг к нему, намереваясь закрыть ему рот, но Кайл качает головой, позволяя Хамелеону говорить.

– Четыре, – шепотом повторяет он. – Но я помню все. Я помню, как Ками бегала по коридорам, звала на помощь, она была так напугана… я еще никогда такого не видел. Не думал, что кто-то может так бояться.

Его голос едва слышен. Он повторяет:

– Мне было четыре года. Ками было восемь. Лэндону девять. А Киде семь. – Выражение его лица просто разрывает мне сердце. – Мы все потеряли родителей в тот день. Мы, четверо, в одно мгновение стали сиротами.

Я внезапно все понимаю, и меня поражает это осознание – вот что за катастрофа произошла в лаборатории десять лет назад, в которой погибли все родители моих друзей. Теперь я знаю, что все это из-за Ваника, что это он убил всех этих людей. И не по ошибке, не случайно.

– Мы потеряли родителей, – снова говорит Хамелеон. Затем его голос крепнет и переполненные слезами глаза сужаются. Он смотрит на Кайла. – И во всем виноват твой отец.

У меня такое чувство, будто я что-то пропустила, но, похоже, никого больше не удивило обвинение Хамелеона.

– Значит, ты не зря показался мне знакомым, парень, – говорит ему Кайл. – Ты и правда тогда был очень мелким. Сын Сильвии и Пьера, верно?

Хамелеон коротко кивает, и Кайл мягко говорит:

– Мне они нравились. Прости.

– Не смей! – вопит Хамелеон.

Его ярость вперемешку со слезами меня пугает. Я вижу, что он с трудом держит себя в руках, шепчу «Хамелеон!», но понятия не имею, что еще добавить.

Он бросает яростный взгляд на меня.

– Я пытался сказать тебе раньше, Джейн! – говорит он, отчаянно пытаясь высказать как можно больше, прежде чем его снова заставят замолчать. Но Данте у него за спиной не двигается. – Иеремия – это Иеремия Роскейв, отец Кайла.

Мне кажется, что эта новость должна была шокировать меня, но она несколько блекнет в сравнении со всем остальным, что я узнала сегодня. А потом они скажут мне, что, так как именно Иеремия был Творцом, скорее всего его сила генетически передалась мне, потому что я – его незаконнорожденная дочь, а Кайл – мой брат. Любопытно, конечно, но мы не похожи. Кроме того, моя семья…

Стоп.

Нельзя.

Вместо этого я снова пытаюсь сосредоточиться на Хамелеоне и его резких обвинениях.

– Я не понимаю, – говорю я, – почему вы обвиняете Иеремию, хотя знаете, что виноват во всем был Ваник?

– Потому что Ваник тогда был чокнутым, а Иеремия нет! – выдыхает Хамелеон. – Иеремия должен был догадаться, должен был его остановить! А если и не мог, должен был исцелить их! У него была сила, но он ею не воспользовался! Он мог спасти их!

Ах вот оно что! Трудно спорить с точкой зрения четырехлетнего ребенка. Но я лучше, чем кто бы то ни было, знаю, что обладать силой и уметь контролировать ее – это разные вещи. Я не могу винить Иеремию в том, что произошло или не произошло в той лаборатории или себя в том, что…

НЕТ.

ОСТАНОВИСЬ.

Я тяжело дышу, пытаясь обуздать охватившую меня панику, и тщетно игнорирую заинтригованные взгляды всех остальных в комнате – они явно заметили, что меня трясет. Интересно, как работает сила Данте? Должен ли он прикоснуться ко мне, чтобы прочитать мои мысли? Или Лиана. Интересно, видела ли она, какое будущее ждет меня в ближайшие несколько минут? Переживу ли я их?

– Дайте нам минутку, ребята, – говорит Кайл.

Не считая Хамелеона, который опять пытается вырваться из хватки Данте, все остальные покидают комнату без возражений.

– Ты в порядке? – спрашивает Кайл, когда все уходят.

Я не в настроении делиться, особенно с ним. Вместо этого я говорю:

– Все в порядке.

И поднимаюсь на ноги. Нужно дать выход беспокойной энергии.

– Хорошо, – говорит он, хотя я ясно вижу, что он мне все равно не верит. – Потому что, прежде чем мы закончим, тебе нужно будет узнать еще кое-что.

У меня в висках стучит кровь. Я издаю короткий стон. Не знаю, сколько еще информации я смогу выдержать. Но все равно говорю:

– Валяй.

– Тогда тебе, наверное, лучше присесть, – предлагает Кайл. Я игнорирую его предложение, и он добавляет: – Тогда не говори, что я тебя не предупреждал.

Я глубоко вдыхаю и снова опускаюсь на свое место.

– Осмелюсь предположить, что ты и сама знаешь, что Ваник часто раздвигает границы своих экспериментов, верно?

Это еще мягко сказано. Но я все равно киваю.

– Но то, о чем ты не можешь знать – а, быть может, не только ты, но и Фэлон, – заключается в том, что Ваник никогда не прекращал свои садистские эксперименты. Просто научился хорошо прятаться.

Я не до конца понимаю, о чем говорит Кайл, и поэтому спрашиваю:

– О чем ты?

– Ваник все еще экспериментирует на Вещих так же, как и десять лет назад, – отвечает он. – Вот только теперь он ведет себя осторожнее. Старательно прикрывает свои фокусы, чтобы никто не узнал.