– Скажу тебе, Раскульф, хоть щитом умеючи можно и оборониться, и напасть, без щитов драка выходит занимательнее, – сказал один из всадников, наблюдавших за поединком с западного края прогалины.

– Верно говоришь, Аббе, – ответил другой. – Там один хрясь по щиту, другой хрясь по щиту, пока все зрители не разойдутся. А здесь искусство сразу видно. Спорим, что молодой ярл с десяти ударов его прикончит?

– Не буду спорить, полукровка с мечом горазд.

Раскульф косо посмотрел на Аббе – одного из воинов, в свое время посланных из Свитьи сопровождать невесту Хёрдакнута в Йеллинг. Тем временем, Горму удалось на возврате после выпада полоснуть Гнупу прямо вдоль прорехи справа. Ее края потемнели от крови, и меч в руке ярла Слисторпа задрожал. Горм ударил сверху раз, другой… С каждым последующим ударом, защита его соперника слабела, пока на третий раз Гнупа не опустил меч настолько, что рунное лезвие Рагнара глубоко рассекло его шею у левой ключицы. Из раны хлынула кровь. Гнупа, словно пытаясь что-то сказать, открыл рот, захрипел, и повалился. Разгнупление Танемарка состоялось.

– Красиво, красиво, – крикнул Раскульф. – Теперь скажи что-нибудь, это все-таки ярл был.

«Верно, и не что-нибудь, а лаусавису. Кто поопытнее, наверное, заранее готовит,» – подумал Горм. Стараясь держаться против ветра от Гнупы, он нагнулся, вытер меч о край его плаща, распрямился, повернулся к всадникам на обочине заброшенного поля, и сложил:

– Гнупы потуги

С рыбой кольчуги,

Хоть и отстойны,

Были достойны —

Пусть врага волка

Звал он без толка,

Все же почил

Лучше, чем жил.

– Верно сказал, – согласился Сакси, еще один дружинник сильно постарше изначально со Свитьи. – Гнупина смерть вышла достойнее, чем он того заслуживал.

– Погоди, рыбу и волка-то молодой ярл зачем приплел? – спросил Суни, ровесник Горма, явно не знаток искусства стихосложения.

– Рыба кольчуг – это меч, враг волка – Один, – снисходительно объяснил Сакси. – Кто горазд в кеннингах[74], того, может, и в сагах лишний раз помянут. Вот отстой он зря употребил, это не скальдическое такое слово, но для первого раза простительно.

Альсвартур и бывшая кобыла Вонючих Штанов, будучи предоставлены сами себе, вполне дружелюбно стояли бок о бок и щипали полевую траву. Горм глянул на них, подошел к всадникам, обнаженный меч все еще в руке, схватил коня Аббе под уздцы, и процедил:

– Аббе сын Сверкера, я сын ярла Йеллинга и двоюродный внук посадника Альдейгьи. Если ты хочешь что-то сказать против моих отца, матери, дедов, бабок…

– Не в обиду, молодой ярл, не в обиду, – дружинник подался назад в седле и развел руками. – Ничего плохого сказать не хочу, а если что пришлось не к слову…

Горм отпустил поводья, толкнул меч в ножны, и пошел седлать отцовского жеребца.

– Ты бы против него, может, тридцать ударов продержался, но не больше, – вполголоса сказал Сакси. – Меньше натолкуешь, меньше затоскуешь.

– Мы тут посоветовались, и я решил, – вступил Раскульф, старший из всадников. – Я решил, что Аббе положит Гнупу Вонючие Штаны поперек седла его кобылы и приведет кобылу в Слисторп. Лошадь, оружие, и доспехи – добыча Горма. Убей я этого ярла, я бы его в лесу оставил, чтоб его навозные жуки утащили, но добыча не моя, не мне решать, что с трупом делать, и не мне теперь его нюхать!

Остальные дружинники, кроме Аббе и Сакси, одобрительно засмеялись. Горм уже приближался к плотине, думая: «В сагах здесь обычно все и кончается, а в жизни сколько еще дела предстоит – лошадей расседлывай, пои, корми, мертвых собирай, раненых обихаживай, добычу дели… Хотя это все обычно уже не смертельно. А вот этого ситунского козла Аббе в бою я бы не поставил защищать мне спину.» Он пустил Альсвартура размеренной рысью, которая скоро привела коня обратно в городище. На пару выкаченных откуда-то телег йеллингские карлы помоложе грузили мертвые тела – своих почтительно, с оружием, на первую телегу, слисторпских – на вторую, без доспехов, и как выйдет. У пролома во внутренней стене сидели несколько старых дружинников из Ноннебакке, слушавших Виги. По рукам ходил один из бочонков с пивом. Виги рассказывал:

– Приволокли мы Тинда на тинг, он все рассказал, как было. Того лучше, Собеслав-лютич в Хроарскильде в то же время на рынок почти такого осетра же привез, как черезпеняне Хельги подарили, и он тоже все подтвердил. Шум поднялся, мол, виру на Гнупу наложить, или объявить его вне закона, но тут как Торлейв со Свитьи заговорил, так прямо всем глаза отвел, что твой тролль! Мол, раз наемники замешаны, значит, йомсы, раз йомсы, значит, дело не с Гнупой, а с Драговитом Волынским надо вести – на его земле Йомсборг стоит. Про йомсов-то он не иначе знал… Горм! Догнал Гнупу?

– Догнал. Все, отгнупился Гнупа.

Поднялся радостный клич. Виги махнул рукой на восток:

– Езжай к главным воротам, Хёрдакнут там. Я думаю, здесь в Гнупином покое его на пару дней уложить, пока спину не отпустит. Попробуй, уговори его.

Горм ухмыльнулся и покачал головой:

– Попробую, но сам знаешь – если он засопит и упрется, где запряг, там и слезешь.

– Погоди, молодой ярл, убийца Гнупы, – сказал один из воинов у телег. – Скажи нам, что с йомсами делать? Вроде они-то достойно бились. Хотя и справа у них добрая…

– Сложите их пока отдельно, тут с живыми бы разобраться…

Снова покачав головой, Горм поехал мимо конюшни (жалкое зрелище), через палатки наемников (немного почище), и выбрался к главным воротам во внутренней стене. Они были распахнуты настежь. В маленьком дворике за надвратной башней знакомый народ толпился вокруг двух наскоро сделанных носилок. На первых на боку, опершись локтем левой руки на скрученную в валик собачью шкуру, лежал Хёрдакнут с серебряным кубком в правой руке. То, что было в кубке, явно было менее безвкусно, чем работа сосуда, но не в лучшую сторону. С горестным выражением, ярл осушил кубок и сунул его Щене.

– Ну, и что теперь будет?

– По моему замыслу, мышцы в спине расслабятся, и позвоночник скорее на место встанет. Еще может в сон клонить начать.

– Тоже мне страшное дело. Я боялся, сыпью какой пойду, а сон – это как-нибудь пронесет.

– Пронести тоже может, – обрадовал рыжий знахарь.

– Кого-то не может, а прямо должно́ пронести, чтоб в круге земном хранилось равновесие во всем, – Горм остановил жеребца у отцовского изголовья (носилки были поставлены на козлы для копий).

Прибавив голос, он продолжил:

– Сегодня один важный источник поноса обгадил штаны в последний раз. Все, Гнупа отвыгнупался.

Снова поднялись крики, куда громче, чем перед входом в подвал. Сказать правду, несколько тише ожидаемого звучали бодричи – союзники Хёрдакнута, слишком удачно для простого совпадения случившиеся в окрестностях Хроарскильде, когда ярл возвращался с тинга, и примкнувшие к набегу, в который уже напросились лютичи, жаждавшие отплатить за позор пленения. Спускаясь из седла и передавая поводья ловчему (тот был явно не в восторге от повторения почести), Горм заметил и причину – на вторых носилках лежал Годлав, с обнаженным мечом в сложенных руках, мертвый, как обеденный стол.