— А с остальной ты что делать будешь? — не мог успокоиться гном. — Хоть на память с собой возьми!

— Да не нужна она мне! С-с-совер-ш-ш-шенно! Я ш-ш-што, девиц-с-са, ш-ш-ш-тобы локоны х-хранить?

— Ну тогда я себе кусок заберу! — придумал Орвуд, привыкший ни при каких обстоятельствах не упускать выгоду. — Как-никак, божественная борода! При случае сбуду где-нибудь на рынке, магам или колдунам. Не возражаешь?

Кукулькан не возражал, судьба бороды его абсолютно не интересовала. Возразила Энка:

— А как ты докажешь ее божественное происхождение? Смотри, она на твою собственную похожа! Скажут: с себя состриг и продает!

Гном на секунду смутился, потом велел Хельги:

— Смотри, есть в ней магия или нет?

— Есть! — подтвердил тот уверенно. — Полно магии. Больше, чем в единорожьем хвосте.

— Вот и прекрасно! — Довольный гном принялся скручивать волосы в моток и увязывать ремнем, чтобы удобнее было нести.

— Смотри, штаны потеряешь! — хихикнула сильфида.

— Не боись! Не потеряю! Меня люди ица откормили, штаны плотно сидят!

— А как насчет насекомых? — задумчиво спросил Хельги.

— В смысле? — не понял гном.

— Не в смысле, а в волосах. Ты уверен, что там их нет?

— Конеш-ш-ш-но нет! — вступился за честь своей бороды Кукулькан. — У демоноф-ф-ф не бывает ни блох-х-х, ни ф-ф-фшей!

— Это смотря у каких демонов, — припомнив что-то личное, грустно вздохнул подменный сын ярла…

Выбраться на волю пленникам удалось довольно быстро. Пройдя еще с полсотни шагов по коридору, вновь сужающемуся и извивающемуся змеей, они уперлись в каменную заслонку. Как ни была она тяжела, отодвинуть ее было бы вполне возможно, если бы не мешала некая сила.

Подземная тюрьма для бога была устроена очень хитрым образом: если смотреть через астрал, снаружи она была совершенно незаметна — и не догадаешься что там, под холмом, спрятан столь мощный магический объект. Но если находишься внутри — выбраться наружу невозможно ни смертному, ни демону. Одному демону. Против двоих даже такая могучая преграда не могла устоять.

Кукулькан, будучи демоном многоопытным, прекрасно справился с задачей. Взял силы у Хельги, соединил с собственными, ударил резко и прицельно. Каменная заглушка вылетела с грохотом, будто пробка из бутылки игристого вина. Путь был открыт, окружающие — целы и невредимы.

— Учись! — назидательно сказала сильфида. — Вот что значит полноценный тренированный демон! Тебе до него расти и расти! — И пожаловалась Кукулькану: — Он у нас не демон, а сто золотых убытку! Хоть бы ты на него полезно повлиял!

— Научит-с-с-ся, какие его годы, — усмехнулся змей. — Он ещ-щ-ще младенецс с-с-сов-с-с-с-сем!

Хельги протестующе фыркнул:

— Я давно совершеннолетний!

— Это для с-с-с-мертных. А для нас-сс… Не обижайс-с-ся! Вырасс-стеш-ш-шь с-с-со временем. Будеш-ш-шь с-страшным убийцс-с-сей! Каких-х-х ещ-щ-ще с-с-свет не видывал!

— Тоже утешил! — Подобная перспектива Хельги только огорчила. — Скажи, а от этого нельзя как-нибудь избавиться? Снова стать нормальным… извини, простым смертным?

— Мож-ш-ш-но! — уверенно ответил Кукулькан. — Но с-сам я с-с-способа не знаю. Да и не пред-с-с-ставляю, зачем тебе это?.. Ищ-щ-щи тех-х, кто знает!

— Спасибо! — поблагодарил демон-убийца. — Я буду жить надеждой!

…После темноты тоннеля дневной свет показался столь резким, что Хельги невольно отпрянул назад. А Кукулькан обнаружил, что на солнце совершенно слепнет. Потребовался не один час, прежде чем глаза его обрели способность смотреть на свет. Все это время новые знакомые просидели рядом с ним у выхода из подземелья, за компанию. А чтобы не было скучно, они взялись поведать богу о том, что случилось в мире за века его заточения. Говорил главным образом Аолен, он лучше других знал историю. Энка, Орвуд, Улль-Бриан и Эдуард делали очень важные, с их точки зрения, дополнения и поправки, Меридит по привычке точила оружие, Рагнар зевал, а Хельги с Ильзой демонстрировали дремучее невежество, задавая по ходу рассказа дурацкие вопросы.

— Ну ладно Ильза, — возмущалась дочь сенатора Валериания, — она, бедняжка, полуграмотная, какой с нее спрос. Но ты! Образованное существо, имеющее ученую степень! И не знаешь, почему началась Первая мировая! Стыд и позор!

— Не "не знаю", а забыл. Чувствуешь разницу? — защищалось образованное существо. — И потом кое-что я все-таки помню.

— Что именно? — коварно уточнила девица.

— Что герцога зарезали!

— Да что ты говоришь? Зарезали! Вот беда! А какого? Кто? Где?

Увы, таких подробностей магистр Ингрем припомнить не мог. Пришлось ему менять тактику и переходить из обороны в наступление.

— А ты, к примеру, можешь сказать, что такое… ну, хотя бы гидрослюдисто-монтмориллонитово-бейделлитовый[10]горизонт?

Этого Энка не только объяснить, даже выговорить не смогла.

— Вот и нечего на меня нападать! Сама неучем была, неучем и осталась! Чему тебя столько лет учили — не представляю!

Кукулькан слушал их болтовню и веселился от души. Впервые за полтысячелетия с лишним.

Меридит была неприятна та легкая снисходительность, что проскальзывала в поведении бога. Но она утешала себя тем, что Хельги, если захочет, двоих таких проглотит и не подавится. Наверное, она думала слишком громко, потому что в один момент, когда все были отвлечены разговором, Кукулькан обернулся, весело подмигнул и шепнул не то на ухо, не то прямо в мысли: "Троих-х-х! И четвертым за-кус-с-сит! Только ты ему не говори! Обидит-с-с-ся!" Меридит стало смешно, она сменила гнев на милость, а друзья так и не узнали, чего это диса со змеем перемигиваются и хихикают.

С наступлением сумерек к Кукулькану вернулось зрение.

— Х-х… хорошо! С-с-стемнело! — радостно объявил он. — Я снова вс-с-се вижу!.. Пред-с-ставьте, на родине народа ицс-са меня почитали как бога с-с-солнц-с-са! А я теперь на с-с-солнце с-с-слепну! Ирония с-с-судьбы!

— Привыкнешь со временем, — заверил Аолен.

— Знаю. Вс-с-се равно смешно!.. Ну ш-ш-што, каковы ваш-ш-ши планы?

— Пойдем в город, — откликнулся Хельги, изрядно удивив ближних своих.

— Чего мы там забыли? Новые неприятности? Ты же сам первый хотел оттуда уйти!

Хельги смерил сильфиду взглядом, полным укоризны, — так умудренные жизнью старцы взирают на не в меру легкомысленную молодежь.

— Там остался мой дневник и полевой журнал. И твоя чертежная доска, между прочим, тоже! Я уж не говорю о менее ценном имуществе.