– Это значит, что нам с вами придется лететь в Дели, а оттуда в Агру. Ночь мы проведем в аэропорту и днем будем плохо соображать. Отдохнуть в полете невозможно, на внутренних рейсах нет первого класса. Чертова Индия!

– Можно поездом, – вворачивает словечко Вадант.

Это вызывает новый приступ ярости у Престона:

– Это вы можете ездить в ваших поездах! Подготовьте документы по состоянию бюджета на сегодня, я позже заберу. Мисс Макгрегори, я вас пока оставлю, нужно решить несколько вопросов, не связанных с вами. Сумеете сами добраться до отеля?

– Да, конечно.

– Тилак в восемь заедет за вами, номер в гостинице не сдавайте, но вещи с собой в Агру соберите, вы мне нужны там.

Он уже поворачивается, чтобы уйти, но потом вдруг добавляет:

– Вам ведь все равно нечего делать до вечера? Заберите у этого, – палец Престона тычет в стоящего в ожидании непонятно чего Ваданта, – документы.

Я вспоминаю, что на шесть назначила встречу Кирану Шандару, но сообщать об этом Престону не стоит, все успею. К тому же возможность пообщаться с Вадантом означает вероятность выудить у него о Сатри то, чего пока не сказал.

Когда Престон удаляется, я интересуюсь у Ваданта:

– Как скоро у вас будут готовы документы?

Тот ерзает:

– К шести…

– Через час! – Есть люди, с которыми, как с Вадантом, просто нельзя разговаривать мягко, которым нельзя попустительствовать. Разреши я ему принести документы к восьми прямо к машине, он бы и туда опоздал. Но стоит потребовать командным тоном, как человечек вмиг становится покладистым. Промокнув большущим платком пот со лба и проплешины на темени, он согласно кивает:

– Я постараюсь.

Я вдруг понимаю, что даже не знаю, где его найти, если вдруг исчезнет, а потому бодро предлагаю:

– Я с вами. Заодно познакомлюсь с бухгалтерией кинопроизводства.

Вадант явно удивлен, но не спорит.

Ему хватает часа, нужно лишь отобрать файлы и распечатать их.

Пока Вадант возится с принтером, я пытаюсь вспомнить что-то, что ускользало по поводу финансов Сатри. Вспоминаю:

– Вы говорите о безумных долгах Сатри, но ведь он получил десять миллионов фунтов стерлингов. Это огромная сумма, неужели долги были больше?

От меня не укрылось, что Вадант чуть вздрогнул при упоминании о десяти миллионах.

– Откуда у вас такая информация?

– Это не важно. – Так я тебе и рассказала об откровениях перепуганного Томаса Уитни!

Вадант вдруг вскидывает на меня глаза, в которых совсем нет приниженного ожидания пинка, только настороженное внимание. Но взгляд тут же скользит вниз, а сам бухгалтер частит полушепотом:

– Если эти деньги и были, то Сатри их сразу же отдал кому-то другому.

– Так были или нет?

Я не могу понять, не почудилась ли мне смена выражения его глаз?

– Были, но… – Вадант сокрушенно разводит пухлыми ручками. – Только не спрашивайте меня, кому Сатри отдал кейс с теми деньгами, я не знаю! Он был должен страшным людям. Да, очень страшным… Такие ни с чьей жизнью не считаются.

– Организованной преступности? Мафии?

И снова в его взгляде мелькает что-то, что не соответствует облику, но что я уловить не могу. Ручки машут:

– Что вы, что вы! Организованная преступность просто мальчишки по сравнению с этими… Даже говорить о них страшно.

Я жду, иногда это помогает выудить у человека больше, чем он намерен сказать.

Под моим строгим взглядом Вадант собирает бумаги в папку, защелкивает ее и подает мне, старательно глядя на руки, но не в глаза. И все же добавляет, словно решившись в последний момент:

– Это чатристы. Если кто и убил Сатри, то они.

Еще один со страшилками про последователей Кали!

Я усмехаюсь:

– Или обманутая любовница? Или просто те, кого он надул с алмазом? Или…

Вадант вымученно улыбается:

– Я не знаю. Ох, скорей бы закончились эти съемки и все эти дела!

– Какие дела?

Он мгновение мнется, потом обводит ручками кабинет, заваленный папками и просто бумагами:

– Вот это. Я старый больной человек и очень хочу отдохнуть. Сатри уговорил меня поработать на фильме, но не сказал, что будет столько проблем.

– У Хамида Сатри есть родственники?

– Есть, если их можно считать родственниками. Знаете, игроку очень трудно сохранить хорошие отношения с родными. В Индии мы строго относимся к таким вещам.

Меня мало интересует осуждение игроков индийской общественностью, а вот сам факт, что Сатри игрок, значит немало.

– Он играл?

– О, да! Да! Иначе откуда же долги? Проигрывал целые состояния. – Пухлая ручка Ваданта делает жест, видно означающий «пфф!», то есть полет денег в неизвестном направлении. – Его дома проиграны один за другим, оставалось только подписать нужные бумаги. Казино, красотки, вино, машины… Это никого до добра не доводило.

– Его могли убить за долги?

Человечек в мятых брюках скорбно вздыхает:

– За долги отнимают все, за долги могут избить, но вырезать сердце? Зачем? Человек без сердца не сможет вернуть ни одной рупии. Сатри мог заработать на съемках этого фильма, при всей его бесшабашности он был прекрасным продюсером, но сбежал, не заработав ничего. Те, кому он должен, предпочли бы подождать, а вот чатристы…

Решив поговорить с Вадантом, который знает явно больше, чем уже сказал, позже, я забираю папку и не без удовольствия прощаюсь. У меня еще есть время, чтобы пообедать, собраться и встретиться с Кираном Шандаром. Только если и он заведет беседу о чатристах…

На вопрос, где поблизости можно перекусить, секретарь Ваданта Камала советует не делать этого в «Макдоналдсе», который рядом, а пройти по улице дальше, там есть замечательный ресторанчик индийской кухни «He said, She said», в котором чисто и уютно. Что я и делаю. Надо же попробовать местные деликатесы.

Ресторанчик действительно симпатичный, внутри соседство азиатского, европейского и скандинавского стилей в оформлении. Это не смесь, а действительно соседство. Он оформлен современно, один зал как уличное кафе где-нибудь во Франции или Италии, другой с низкими столиками, характерными для самой Индии, третий – с выкрашенной в белый цвет мебелью из «ИКЕА». На любой вкус.

Я храбро выбираю светлую веранду с большими диванами и низкими столиками. Это особенность Индии. Здесь не принято есть вилкой и ножом, конечно, в ресторанах европейского типа столовые приборы подадут и салфетки положат, и столы в них высокие, но… Сами индийцы в качестве столового прибора предпочитают собственные пальцы или ложку, иногда две. Еще одна особенность: только правая рука, ведь левая «грязная». Из-за отсутствия туалетной бумаги и достаточного количества воды, чтобы таковую заменить, левая рука и впрямь может оказаться не совсем чистой. Как и вилки с ложками в небольших забегаловках с едой на улицах. Надежней три пальца правой руки или кусок лепешки в качестве лопатки.