Он меня избегал. С самой первой минуты, как увидел меня вечером двадцать пятого числа в столовой. Он так поразился, что даже забыл, зачем пришел. Скомкал разговор, быстро выпил чай и вышел. И после этого стал неуловим. Я встречала его только мельком, в компании, да еще в очереди на процедуры. И ни разу мне не удалось подловить его одного. Даже на дискотеку вечером он не ходил, боясь, видимо, что я приглашу его на танец.

Но, как ни странно, его поведение давало мне слабую надежду. Спокойствие и равнодушие огорчили бы меня гораздо больше. Это означало бы, что я для него и в самом деле пустое место. А раз прячется, значит, что-то испытывает ко мне, боится сорваться. Чувство долга да чувство вины – что еще его может удерживать? Тоже мне, рыцарь Средневековья! Угораздило же в такого нерешительного втрескаться!

Я даже Янке позвонила на вторые сутки и протрепалась с ней минут сорок. Надо же было с кем-то поделиться и обмусолить свои паршивые дела. С Кириллом говорить стало бесполезно, после того как он довольно конкретно высказался на эту тему. Но Янка неожиданно встала на сторону Кирилла, сама о том не подозревая.

– Да зачем он тебе сдался? – сердито орала она в трубку. – Как можно быть такой дурой? Триста раз убедилась, ничего тебе там не светит, не нужна ты ему, зачем унижаешься? Не бросит он ее, козе понятно! Ладно бы действительно любила, а то ведь дурью маешься!

– А я что, не люблю, по-твоему? – возмущенно вопила я. – Да я, может, о нем всю жизнь мечтала! Мне, может, без него не жить!

– Ой, не могу, держите меня семеро! Не жить ей! Не родился еще такой мужик, без которого мы не смогли бы жить. Наплюй! Собирай шмотки и убирайся оттуда! Не нужна ты ему. И он тебе не нужен!

– Нужен!

– Да ты и сама понимаешь, что не нужен. Просто тебя упрямство ослиное одолело. Как же, один порядочный попался, изменять своей подруге не желает, и вдруг не твой! Вот тебя зависть и душит. Ты все чего-то перебираешь, а перед своим собственным носом ничего не видишь!

– И чего это я не вижу перед собственным носом, интересно знать?

– Не «чего», а «кого»! Если бы ко мне такой кекс подкатывал, я бы сто раз начихала на посторонних блондинов!

– Ты про Шурика, что ли? Ты чокнутая, Лисименко, и со вкусом у тебя проблемы!

– Проблемы у тебя, Тюлькина. И, похоже, с головой!

– Да пошла ты со своими советами!

– Сама пошла!

Мы одновременно отключились. Я ужасно разозлилась на Янку. Поддержала, называется, в трудную минуту добрым словом! Но сомнение в душу уже закралось. Неужели со стороны все выглядит именно так? Бред какой-то! Просто Янка не знает всех тонкостей. Не на нее же Геныч смотрел таким пронзительным взглядом, что все внутренности превращались в желе. И не ее страстно целовал в новогоднюю ночь. Как же теперь после всего этого поверить пустым и бесцветным словам о долге и чести? Нет уж, как раз сейчас никак нельзя опускать руки. Напротив, нужно утроить, а если необходимо, то и удесятерить усилия, тем более что времени осталось в обрез. Двадцать восьмого приезжает моя соперница, а ее приезд, конечно, затруднит и без того нелегкую задачу. Так что действую я правильно. А дорогая подруга пусть заткнется, если ничего не понимает.

Двадцать седьмого вечером удача наконец слегка улыбнулась мне. Я отправилась в кинозал смотреть боевик с Джейсоном Стейтемом, потому что была уверена – Стейтема Геныч ни за что не пропустит. И точно. Прилетел как миленький, сел на два ряда впереди меня вместе со своим соседом по комнате. Я порадовалась, что так хорошо изучила вкусы своего любимого. Предсказуемость – хоть какое-то подспорье в нашей нелегкой работе…

По окончании фильма я набралась смелости – или наглости, что в данной ситуации было равнозначно, и подошла к нему, оттеснив соседа плечом.

– Гена, – застенчиво прочирикала я, потупив для верности взор. – Ты не мог бы зайти на секундочку ко мне в комнату, на третьем этаже…

– Да запросто! – влез сосед, которого никто не спрашивал. – С превеликим удовольствием! И даже не на секундочку, а секундочек на шестьсот.

«Чтоб ты провалился, придурок!» – подумала я, мило улыбаясь и давая понять остряку, что оценила его плоский юмор.

– Зачем? – спросил Геныч.

– Ну ты даешь! – вновь встрял неуемный сосед. – Такая симпатяжка зовет его в свою комнату, а он спрашивает зачем?! Если такой недогадливый, она тебе там, на месте, объяснит.

«Он сейчас мне все испортит, кретин!» – промелькнуло у меня в голове. Геныч настороженно ждал ответа, а сосед продолжал развивать тему, называя меня «красавицей», «розовым бутоном» и «мармеладкой в шоколаде», видимо, в расчете на то, что я передумаю и позову его.

– Понимаешь, Гена, там шпингалет на окне замазан краской. И никак его не повернуть, чтобы закрыть окно плотнее. А из щели очень дует, прямо на кровать. Помоги, пожалуйста. – Я постаралась, чтобы мой голосок прозвучал как можно нежнее, и умоляюще посмотрела ему в глаза.

Сосед захохотал:

– Шпингалет! Ой, мама дорогая!

Пришлось обернуться и послать ему убийственный взгляд. Как ни странно, до него дошло мгновенно.

– Ладно, Генк! – проговорил он, перестав смеяться. – Пошел-ка я на танцы. Закроешь окно, приходи в зал.

И, видя, что друг все еще колеблется, добавил:

– Иди помоги девчонке, замерзнет ведь, простудится! Шагай давай, чего тормозишь? Подумаешь, какой-то шпингалет!

Геныч наконец сдвинулся с места. А я за его спиной благодарно кивнула хамоватому соседу с благородной душой. Тот широко улыбнулся и показал мне большой палец.

Я открыла комнату ключом, впустила Геныча и следом вошла сама. Заперев дверь, я услышала, как он щелкает выключателем в темноте. Щелкай, щелкай, усмехнулась я. Лампочку я вывернула еще перед тем, как отправилась в кино. Не совсем, конечно, а чуть-чуть выкрутила, чтобы не было контакта.

– У тебя и света нет? – недоверчиво спросил он.

– Странно, – сказала я. – Уходила, свет был. Наверно, прямо сейчас лампочка перегорела. На подоконнике где-то свечка была. У тебя спички есть? Или зажигалка?

– Открой дверь, в коридоре светло. Посмотрим, что с твоей лампочкой.

Такое простое решение мне в голову не приходило. Лопухнулась, что и говорить. Не предусмотрела, что голова у парней устроена по-другому и они способны бездумно растоптать любое благое намерение девушки. Я-то намылилась на интим при свечах… И зачем мне, спрашивается, распахнутая дверь и горящая на потолке лампа? Пришлось менять сценарий прямо по ходу действия. Ни слова не говоря, я протянула руки туда, где, по моему расчету, должны были быть его плечи, и, как ни странно, попала сразу. От плеч перебраться к голове тоже не составило труда, и спустя долю секунды я уже целовала его, запустив пальцы в жесткие волосы, упрямые и непокорные, как их хозяин. Я правильно рассчитала: Геныч не протестовал и не пытался вырваться из моих цепких объятий. Наверное, понимал, что будет выглядеть не очень-то по-мужски, если он станет ломаться и отбиваться, как невинная девочка в руках маньяка. Но и особого пыла в его поцелуях я не ощутила. Это было совершенно не то, что я пережила в новогоднюю ночь. Тогда он сам жаждал этого, а теперь просто терпел мои прикосновения.