может быть? Неужто святой из девяти гротов-обиталищ бессмертных? Или архат с Западных небес?

– Не святой и не архат. Матушка, это начальник уезда Цянь…

Глаза матушки Люй снова засверкали, но она переборола чувство любопытства и воодушевления.

– Ну, и что ты собираешься делать, тетушка? Хочешь, чтобы я по-своему помогла тебе?

– Нет, нет… – с полными слез глазами еле выдавила из себя Мэйнян. – Это же небо и земля, абсолютно невозможно…

– Тетушка, это же дела между мужчиной и женщиной, как ты не понимаешь! Стоит тебе уважить лису-оборотня, да будь у него сердце из железа, и то есть способ заманить на удочку!

– Матушка… – Она закрыла лицо руками, слезы сплошным потоком текли между пальцами. – Сделайте что-нибудь, чтобы я забыла его…

– Тетушка, а зачем это делать? – удивилась матушка Люй. – Раз уж ты любишь его, почему не завершить дело свадебкой? Из всего, что есть в этом мире, разве что-то может быть приятнее пламенной любви? Что вы за глупости-то говорите!

– А что, вправду можно… завершить дело свадебкой?

– Искренняя вера творит чудеса.

– Мое сердце абсолютно искреннее!

– Тогда вставай на колени.

4

Следуя наказам матушки Люй, Сунь Мэйнян с белоснежным шелковым платком за пазухой побежала в поля. Вообще-то она была из тех, кто страшно боится змей, но сейчас надеялась встретить именно их. В тот день матушка Люй велела ей встать на колени перед табличкой с изображением лисы-оборотня, закрыть глаза и молиться. Бормоча что-то под нос, матушка Люй быстро позволила лисе-оборотню вселиться в себя. После этого голос у нее стал тоненьким, как у трехлетней девочки. Лиса наказала Мэйнян отправиться в поля, найти там двух спаривающихся змей, завернуть их в шелк, подождать, пока они расползутся. На шелке должна остаться капля крови. С этим шелком, заявила лиса, нужно пойти к человеку, который у тебя на сердце, покачать перед ним тканью, и он пойдет вслед за тобой куда угодно. С этого времени его душа будет пригвождена всецело к ней. И если ей вдруг захочется, чтобы он не думал больше о ней, то его придется зарезать ножом.

Держа в руке бамбуковый шест, Мэйнян прибежала в далекие от города луга. Она специально выбрала эти болотистые низины, чтобы порыскать там змей среди пышно разросшейся водяной травы. Над головой с криками кружились любопытствующие птицы. Перед лицом пританцовывали бабочки. Сердце ее тоже порхало, как бабочка. Ноги ступали словно по нежному хлопку, тело было слабое, ее немного пошатывало. Она колотила по траве, вспугивая беззубок, кузнечиков, ежей, диких кроликов… Вот только змей совсем не было. Мэйнян и хотела наткнуться на змей, и боялась этого. Сердце ходило ходуном и рвалось из груди. Тут раздался шорох, и из травы выскользнула большая желто-коричневатая змея и уставилась на нее со свирепой и мрачной гримасой. Из пасти твари то и дело вылетал черный язык, а на треугольной морде застыла холодная усмешка. В голове Мэйнян зазвенело, в глазах потемнело, на какое-то время все исчезло из виду. В смятении она услышала, как у нее изо рта вырвался странный переливающийся звук, и она шлепнулась задом на траву. Когда она пришла в себя, змеи уже и след простыл. Вся одежда промокла от пота. Сердце колотилось, словно в грудную клетку ударялись голыши гальки. Она раскрыла рот и отхаркнулась кровью.

Ну и дура же я, думала она, зачем поверила выдумкам колдуньи? Что у меня не идет из головы этот Цянь Дин? Разве лучше его нет никого? Разве он не обычный человек со всеми присущими простому человеку потребностями? Пусть даже он заберется на меня, разве не будет все то же самое, что с другими мужчинами? Какая разница между ним и Сяоцзя? «Не надо глупости пороть, Мэйнян!» – она словно услышала строгий голос с высоты небес. Подняла глаза к небу, а там в невыразимо ясной голубизне не было ни облачка. Весело перекликались в полете стайки птиц. На сердце просветлело, как в небе. Со вздохом она будто очнулась ото сна, встала, отряхнула с зада травинки, поправила сбившиеся в суматохе волосы и отправилась домой.

Пока она шла мимо залитых водой низин, в ее прояснившемся сознании произошла еще одна перемена. На сверкающем, как зеркало, озерце она увидела двух цапель с белоснежным оперением. Они были неподвижны, будто простояли там уже тысячу лет. Самец положил голову на спину самке, она изогнула шею назад, заглядывая ему в глаза. Это была пара молчаливых влюбленных, в тишине и покое наслаждающихся нежностью друг друга. И вдруг, то ли потому, что ее появление вспугнуло их, то ли потому, что они все время ждали, когда она появится, чтобы устроить для нее особое зрелище, большие птицы вытянули шеи, расправили белое с черным оперение, и громко, вкладывая всю душу в звук, закричали. Своим страстным кличем они приветствовали ее появление. Потом цапли сплелись гибкими, как змеи, шеями. Вот уж не думала, что шеи у них такие длинные. Я обвиваюсь вокруг тебя, ты оплетаешь меня, и мы сплетаемся вместе в один чувственный канат. Обкручиваем, обвиваем друг друга, становимся единым целым… Словно и вечности не хватит, чтобы сплестись достаточно тесно, будто бы никогда и никак нам не остановиться. Наконец птицы оторвались друг от друга. Затем, потянувшись клювами вперед, они принялись быстро, но нежно расчесывать друг другу перья. С взглядами, полными любви, они расчесывали друг друга от головы до хвоста, не пропуская ни перышка… Это проявление любви меж двух птиц настолько растрогало Сунь Мэйнян, что у нее на глазах выступили горячие слезы. Она упала на влажное разнотравье, чтобы ее слезы пропитали траву, чтобы сердцебиение отдалось земле. Донельзя взволнованная, она бормотала:

– Силы Небесные, правитель Небесный, преврати меня в белую цаплю, и начальника Цяня тоже… Люди делятся на благородных и подлых. Птицы все равны. Правитель Небесный, молю тебя, сделай так, чтобы наши шеи сплелись, чтобы их связала красная нить. Чтобы я расцеловала все его тело, да ни одного волоска не пропустила, а еще чтоб сбылись мои надежды, и он в ответ покрыл поцелуями все мое тело. Мне так хочется проглотить его целиком, и еще надеюсь, что и он съест меня. Правитель Небесный, пусть наши с ним шеи совьются вместе навсегда, и никто не сможет их разъединить, пусть волосы на наших телах распустятся, как павлиний хвост… Какое это должно быть огромное счастье, незабываемая любовь…

От ее пышущего жаром лица пожухла трава. Ее руки глубоко прокапывали землю, вырывая корни из почвы.

Встав на