Перенесенный арабскими мореходами из Индийского» океана в Средиземное море и ставший достоянием Европы, носокормовой треугольный парус произвел революцию в европейском парусном мореплавании. Переход от первобытного одно-мачтовика с прямоугольным парусом к трехмачтовым кораблям с арабским треугольником дал возможность парусному судну идти против ветра, то есть практически в любом выгодном ему направлении, откуда возникла техническая возможность осуществить экспедиции Колумба, Васко да Гамы, Магеллана и их преемников. Арабам обязана своим названием и вспомогательная мачта, на которой крепился треугольный парус: арабские моряки называли ее мизан «весы» в том смысле, что она, находясь против основной мачты, уравновешивала положение корабля. Арабское мизан образовало на итальянской почве mezzana (albergo di mezzana), на французской — misaine, на английской — mizzen, на голландской — bezaan, откуда русская форма бизань (-мачта).

Когда Ахмад ибн Маджид в «Книге польз» говорит о «китайском якоре», то ясно, что речь идет не о каменных и мраморных обломках, которыми обычно пользовались моряки в Персидском заливе и у берегов Индии, а о металлических якорях, быть может, изготовленных на Тайване, где мусульманские авторы отмечали наличие залежей железной руды. Якоря впервые получили применение у персов. Термин лангар, которым они пользовались и который отражен в названии прикаспийского города Ленкорань, преобразовался в греческое άγκυρα (δγκινος), латинское uncinus и арабское анджур. Отсюда ясно происхождение итальянского ancora, испанского ancla, французского ancre, английского anchor, немецкого Anker, русского якорь. Названия канатов, заменявших якорные цепи, а также служивших для причала, иногда имеют общесемитское происхождение и в арабской форме переданы Европе: хабл дало cable, кабель.

Капитан, он же лоцман, руководил работами по подготовке судна к плаванию, затем погрузкой товаров и приемом пассажиров, следя, чтобы корпус судна не опускался ниже ватерлинии. Он собирал метеорологические показания, назначал день отплытия и командовал поднятием парусов. Сверяясь с лоцией, он измерял расстояния от горизонта до звезд, делая это при помощи пальцев вытянутой руки или посредством приборов; единицей измерения астрономических расстояний служил «палец»=1°36′25''; в XVI веке понятие «палец» перешло в португальские морские карты как обозначение градуса (pulgada из латинского pollex). Арабским капитанам океанских судов, кроме туземного инструментария, были хорошо известны астролябия и буссоль, построенная на традиционной розе ветров с 32 румбами.

Арабы давно знали свойства магнита, и на кораблях пользование им было распространено. Ахмад ибн Маджид приписывает ему библейское происхождение: «Что до магнита, на который полагаются и единственно с коим наше рукомесло совершенно, ибо он есть указчик на обе макушки[73], то сей — извлеченье Давидово, мир ему; это тот камень, коим Давид сразил Голиафа… Что же до разновидности дома иглы с магнитом[74], сказывали, она[75] от Давида, мир ему, поелику он был основательно знающ в железе и свойствах сего. Еще сказывали — от Зеленопокрового[76], мир ему: когда он вышел на поиск живой воды, вступил во Мрак с морем сего и клонился к одной из макушек, покуда не сокрылося от него Солнце, сказывали, он руководился магнитом, а говорили, правился по свеченью. Магнит есть камень, притягивающий только железо; еще магнит — всяк предмет, что привлекает сие к себе. Сказывали, семеро небес со землею подвешены чрез магнит всемогущества Божьего. Люди про то молвили обильны речи…»

Версия, согласно которой искусство обработки железа связывается с библейским Давидом, отражена и в Коране, откуда, по-видимому, возникла народная традиция, называющая Давида патроном кузнечного ремесла. Реальная почва здесь несомненна: ее создали реминисценции, связанные с развитием примитивной металлургии на древнем Востоке. Однако К. Маркс отмечал, что «…компас — изобретение, по-видимому, китайское — на Западе вовсе не амальфиец Флавио Джойя первый открыл его в 1320, к концу XIII века компас был уже во всеобщем употреблении»[77]. Магнитная стрелка была известна китайцам в эпоху Конфуция, то есть в 551–479 годах до нашей эры, арабские моряки стали пользоваться ею в первые века ислама, хотя в западную часть Индийского океана компас проник еще при Сасанидах. В Европе он появился со времени крестовых походов, откуда ясно, что роль передатчика великого восточного открытия Западу сыграли арабские капитаны Средиземного моря; таким образом, этот прибор, привезенный Марко Поло в 1295 году непосредственно из Китая, уже не был новинкой для европейских моряков. Несмотря на опытность судоводителей, несовершенная оснастка средневековых судов подчас делала показания компаса бесполезными. В бурю приходилось спускать паруса и даже срубать мачты, и лишь переход на весла давал кораблю надежду путем более или менее сложных маневров вернуться к избранному курсу. В периоды штиля судно ложилось в дрейф, и течение медленно сносило его иногда на значительное расстояние от линии заданного маршрута. Так случилось у порога новой эры с кораблями греческого моряка Евдоксия; в 1294 году с флотилией Хубилая, везшей в сопровождении Марко Поло монгольскую принцессу в жены правителю Персии Аргуну; наконец, в 1472 году к берегам Африки была отнесена «тава», на которой Афанасий Никитин возвращался из Индии.

С чем же еще приходилось иметь дело арабскому муаллиму «наставнику», правившему судном? В пути посредством лота производились промеры глубин в саженях. При этом зоркий, наметанный глаз опытного лоцмана умел определять изменение рельефа морского дна по перемене цвета воды от «белого» на мелководье до «зеленого» в глубоководных районах и обратно. Все расхождения с лоцией фиксировались, создавая накапливавшийся материал для новых руководств. Руководящая документация лоцмана состояла, во-первых, из лоции, где были перечислены расстояния в трехчасовках морского пути до всех обычно посещавшихся портов; здесь же указывалось количество «пальцев» от горизонта до определенной звезды и саженей глубины по фарватеру в той или иной местности. Во-вторых, лоцман пользовался морской картой; вычерченная по градусной сетке, она сильно отличалась от уродливых карт «сухопутных» географов, карт, составивших так называемый «Атлас ислама» и изготовленных при помощи линейки и циркуля. Данные арабских лоций и лоцманских карт, с одной стороны, легли в основу всей португальской морской картографии XVI века, посвященной Индийскому океану, а с другой — послужили источником турецкой морской энциклопедии 1554 года, созданной на дальнем гузератском берегу малоазийским поэтом-адмиралом Челеби. Близость суши дополнительно определялась на основании многочисленных признаков, знание которых составляло предмет целой науки «признаковедения». Еще древние греки, а также сингалезы и арабы определяли приближение берега по полету птиц. Позднейшая практика добавила к числу признаков приближающейся земли выпадение дождя, появление пресноводных рыб и плавающих веток. «Видите, — говорит Синдбад своим спутникам, — птицы кружатся там, вдали, над водою? Их гнезда, наверное, где-нибудь близко. Ведь птицы не улетают далеко от своих птенцов».