— А под сенью другого дерева жить нельзя? — спросил Рассохин, стряхивая прилипчивое оцепенение, исходящее от ее голоса.

— Кедр — особое дерево, философское. И у него есть язык. То есть голос, манящий в иные миры.

— Что же ушла, если было хорошо?

— Матерая скрывает от нас истины огнепальной пророчицы! — заговорила она с безумным жаром. — Извращает их! Окружила себя свитой из трех отроков! Никого к ним не подпускает. И еще привезла недавно четвертого, Яросвета! Симпатичный такой, веселый… И тоже хочет взять в свиту! А мы понравились друг другу. Он сам это на кругу сказал! Он сказал — Зарница, избери меня! А Матерая сразу натравила на меня свиту! Те и рады стараться, чтоб позволила с собой совокупляться…

Рассохин потряс головой:

— Ничего не пойму! Матерая живет с ними как с мужьями?

— Мы живем общиной! А она нарушает устав!

— Теперь ясно, — умиротворенно проговорил он. — Матерая в каких отношениях с Сорокиным?

— Сорокин — проповедник. Он избран самой пророчицей! Чтобы записывать истины!

— То есть он как апостол?

— Напрасно смеешься, — вдруг вполне разумно проговорила отроковица. — Пророчицу искали многие, чтобы получить от нее знания. А она избрала себе единственного проповедника.

— А у пророчицы откуда знания?

— Она последняя женщина огнепального толка. У них наследство передается по женской линии. В юные годы пророчице было откровение — собрать всех отверженных женщин под сенью священного Кедра.

— Так вы отверженные?

— Были отверженными, стали счастливыми.

Рассохина подмывало съязвить, мол, ты от счастья в бега и подалась, но, помня ее обидчивость, промолчал.

— А ваша пророчица живет на Карагаче? — серьезно спросил он.

— В священной кедровой роще. Говорят, уже больше двухсот лет…

— Как же ей это удалось?

— Секрет в пищевом рационе.

— Что же она всю жизнь ела?

— Ядра кедрового ореха и пила лосиное молоко, — с удовольствием сообщила она. — Ты пробовал когда-нибудь эликсир молодости?

— Однажды все лето на нем и жил.

— Зачем ты опять смеешься? Думаешь, я больная, сумасшедшая? Да у меня другое сознание!

— Я понимаю, Зарница, — пошел на сделку Рассохин. — И говорю серьезно. Однажды погорельцы целое лето поили меня лосиным молоком.

Она не поверила и отвернувшись, долго смотрела на воду, видимо, раздумывая, стоит ли вести с ним подобные доверительные беседы.

— Ты знаешь огнепальных людей? — наконец спросила.

— Не знаю.

— А кто поил молоком?

— Это давно было, — отмахнулся Стас. — Я тогда заболел сильно… А ты сама-то пророчицу видела?

— Чтобы увидеть, надо избавиться от пороков прежней жизни.

— Неужели ты веришь, что человек может прожить двести лет? На орехе и молоке?

Блаженная смутилась, и это ее чувство вселило надежду, что рассудок к ней возвращается.

— Виною всему наши пороки. Которые в прошлой жизни таковыми даже не считаются…

— Какие, например?

— Сладострастие, жажда совокупления без задачи деторождения… Ну, ты меня понимаешь.

— То есть как у животных, раз в год?

— За мгновенное удовольствие мы теряем ровно месяц жизни. На что мы растрачиваем энергию? Человек духовно умирает от постоянного полового влечения и поиска сладострастия. Отсюда появляются маньяки, педофилы, гомосексуалисты… Если готовиться целый год к брачным играм, жить в чистоте дел и помыслов… То единственное совокупление приносит космическую радость! И зачатые под кедром дети рождаются гениальными…

— Значит, ты избавилась от пороков, коль поехала искать пророчицу?

— Целый год воздерживалась! — с гордостью сказала Зарница и тут же озлилась: — А меня лишили права зачать и родить!

— Это несправедливо, — заключил Рассохин. — Куда же Сорокин смотрит? Проповедник?

— Он далеко, а Матерая этим пользуется. И хочет его опорочить, придумывает всякие мерзости. Распространяет сплетни! Найду пророчицу — все ей скажу! И если она со мной заговорит! Откроет будущее!.. Но боюсь, она будет молчать. Она всегда молчит…

— Почему?

— Потому что дала обет молчания. И нарушила его всего один раз…

В этот момент они оба враз услышали гул лодочного мотора — кто-то спускался сверху.

— Это она! — определила блаженная дрогнувшим голосом и вскочила. — Меня ищет…

— Ну и что станем делать? — спросил Рассохин.

— Спрячемся! Только нужно сидеть тихо и не думать о ней. Вообще ни о чем не думать!

— Как это — не думать? Почему?

— Она слышит чужие мысли! И может внушать свои!

— Даже так? Любопытно, интересная особа…

— Вот так все отроки! — чуть не заплакала она. — Как увидят, так сразу интересная. И Яросвет тоже…

— Успокойся, у меня траур, — заверил Стас. — Я на женщин не смотрю, на что они мне?

На всякий случай он стащил свою лодку со спальником вниз, к пойме, чтобы было незаметно с реки, а изрезанную душегубку Зарницы скомкал, скрутил вместе с насосом-лягушкой, веслами и швырнул в водоворот. Потом выбрал место среди завалов коряжника, велел блаженной забраться и лежать тихо.

— Оружие у них есть? — спросил шепотом.

— Есть. — Отроковицу начинало колотить по мере того, как вой мотора приближался. — Только я не разбираюсь, ружья какие-то…

— А подумала бы — зачем, если они хотят вписаться в природу? Представляешь сохатого с ружьем?

— Наверное, для самообороны, — слабо попыталась оправдать она. — От тех, кто оскверняет места силы…

— Да они бандиты! — оборвал он. — Только прикрываются общиной! Сама говоришь — лгут и обманывают!

— Не смей так говорить!

— У них в заложниках мой человек, полковник милиции, между прочим. И что с ним сейчас, я не знаю. Голову ему уже задурили, а может, и убили…

— Они не убьют, они только испытают! Он станет надзирающим братом.

— То есть по профессии надзирателем, ментом?

— Мы должны охранять кедровники от китайцев! Рыбу и сохатых от местных браконьеров. Лес от пожаров… Мы все должны здесь охранять!

— Почему ты их все время оправдываешь? Они же преступники. Мошенники так уж точно. От Галицына требуют продать дачу… Потом они совершают насилие. Человек может погибнуть!

— Это испытание.

— Что они сделают с Яросветом? На жерди распнут по сибирскому обычаю? Голого на комарах привяжут? Или как тебя, в мыльный пузырь — и вниз по реке?