Тут ее слова начали потихоньку доходить до меня.

— То есть ты хочешь сказать, что я настоящий идиот, потому что на самом-то деле давно уже «отдал» себя Мэл?

— Вот именно.

— Это значит, что глупо бояться этой самой самоотдачи и обязательств, связанных с ней, если я и так уже взял их на себя! А это значит, что ничто не мешает мне…

Тут я встал.

— Прости, мне надо идти.

— Я знаю.

— Ты даже не сердишься на меня? Мало того что я заставил тебя потратить кучу денег на шмотки, так я еще и спать с тобой не стал, хотя ты, можно сказать, очень меня об этом просила.

— Н-да, я как-то не смотрела на это дело с такого ракурса…

Тут она рассмеялась.

— Во-первых, Даффи, я обожаю покупать себе одежду. Во-вторых, ты сильно ошибаешься, если считаешь, что мы с моими новыми туфлями останемся сегодня вечером дома, оплакивая твой уход. И в-третьих, полезно получать иногда от ворот поворот. Особенно если ты являешься «Самой горячей штучкой на ТВ». Знаешь, ты классный парень, и я искренне хотела бы, чтобы мы остались друзьями. Если же говорить совсем честно, то вся эта ситуация не слишком меня расстраивает — я ведь предпочитаю счастливые концы.

Летя в такси по мокрым от дождя улицам Лондона, я не слышал ничего, кроме биения собственного сердца. Благодаря нахлынувшему озарению я вдруг ясно осознал все ошибки, допущенные мною в наших отношениях с Мэл.

Я с самого начала почему-то убедил себя в том, что не должен меняться. Довольно глупо, но тогда я находил этому прекрасное объяснение: ведь если я изменюсь, значит, я никогда уже не буду тем, кем был вначале. А я себе тогда очень нравился.

С приходом Мэл жизнь моя переменилась: она сумела вытащить меня из всепоглощающего хаоса моей жизни с Дэном и наставить на путь истинный. На этом пути выяснилось, что шампунь в ванной может быть не один, их может быть три (причем все разные), а постельное белье бывает одного цвета. Еда не всегда закупорена в металлические жестянки, а тосты — не единственные представители мира закусок. И хотя иногда мне казалось, что я очутился в ином мире, где властвуют уже не мужчины, — в общем и целом меня это устраивало. Когда-то все мои мысли сводились к музыке, комедии и девчонкам. Мэл каким-то чудом сумела расширить мои горизонты, и такие слова, как жизнь и мироздание, перестали меня пугать.

Да что там говорить — лучше Мэл у меня никогда и никого не было. Она удивительная — веселая, нежная и преданная. Другой такой просто не сыскать. Я же, как последний кретин, профукал собственное счастье — не был, видите ли, готов к «серьезным отношениям», включавшим в себя такие вещи, как ИКЕА, обеды с ее друзьями и… женитьбу. Я не мог дать ей то единственное, чего она так хотела.

Ну что ж, теперь — мог.

Такси остановилось у дома Мэл. По пути я размышлял, каким именно образом сообщу Мэл о том, что приехал не для того, чтобы просто провести вечер вместе, а чтобы остаться с ней на всю жизнь. Выглянув в окно такси, я заметил блестящий от дождя «2CV», припаркованный у входа. Крутой машины Роба Первого видно не было. «Наверное, он приехал на такси, чтобы спокойно выпить», — решил я. Эта мысль вызвала воспоминание о бутылке вина, которую я специально купил для сегодняшней встречи. Пока мы ходили с Алекс по магазинам, я решил удивить Мэл своей непредсказуемостью и купил бутылку вина, никоим образом не отвечающую моим обычным требованиям. Начать хотя бы с того, что она стоила семнадцать фунтов девяносто девять пенсов. С моей точки зрения, это вино должно было являться шедевром виноделия, в противном случае я был готов вернуться в магазин и потребовать деньги обратно.

«Так, хватит медлить, — приказал я себе. — Теперь или никогда». Я вышел из машины, с трудом передвигая ноги. Они были как ватные и никак не хотели идти вперед. Плюс к этому я вдруг почувствовал цинковый привкус во рту, сопровождавшийся неудержимым слюноотделением. «Сейчас меня вырвет», — подумал я. Утешало лишь то, что, коль скоро мои сознание и подсознание слились в едином порыве, значит, ситуация из тех, которые называют «знаковыми».

Позвонив, я стал ждать, когда Мэл откроет дверь. Решив использовать это время с пользой, я начал репетировать сцену предложения руки и сердца.

Мэл, я люблю тебя. Ты выйдешь за меня замуж?

Ничего себе.

Мэл, я вел себя как последний дурак. Ты хочешь стать моей женой?

Тоже ничего, но слишком мелодраматично.

Детка, я сплю и вижу тебя в подвенечном платье, себя в костюме, а священника в чем ему заблагорассудится.

Что я, Джон Траволта, что ли?

Закрыв глаза, я попытался успокоиться и сосредоточиться. Когда я их открыл, передо мной стояла Мэл. Она плакала.

— Что случилось? — забыв обо всем на свете, воскликнул я. — С тобой все в порядке?

Вытерев слезы и размазавшуюся тушь, она сказала:

— Тебе лучше сперва войти.

Шагая по коридору, я гадал, что же такое могло случиться. Может быть, она поругалась с Робом? Нет, вряд ли дело только в этом. Тут до меня внезапно дошло, что что-то могло случиться с ее родителями. Пару лет назад у ее матери был инфаркт, и с тех пор она постоянно чувствовала себя неважно.

— Послушай, что случилось? Что-то с родителями?

— Нет, слава богу, с ними все в порядке.

Поставив бутылку вина на стол в гостиной, я огляделся в поисках Роба. Его не было.

— А где Роб?

— Был Роб… — как-то странно ответила Мэл и села на диван. — И нет его.

Усаживаясь рядом, я хотел лишь одного — обнять ее покрепче и прижать к себе.

— Вы что, поссорились?

— Можно и так сказать.

— Мне очень жаль. — В каком-то смысле мне действительно грустно было это слышать.

— Послушай, Даффи, тебе незачем сейчас врать, — слабо улыбнувшись, сказала Мэл. — Во всяком случае, мне от этого не легче. С самого начала было понятно, что у нас с ним ничего не получится. Знаешь, иногда мне кажется, что я стала общаться с ним лишь потому, что он был полной твоей противоположностью. — Она на секунду замолчала. — В любом случае, я плачу не из-за него.

— Тогда я не понимаю, — пододвигаясь поближе, сказал я. — Что же тебя так расстроило?

— Я беременна.

Совершенно ошарашенный, я попытался вникнуть в смысл ее слов, но сделать этого не смог. Кажется, я вообще перестал соображать на какое-то время. Я просто сидел, ничего не говоря и ни о чем не думая. Да я и не мог ни о чем думать или говорить. Я даже чувствовать ничего не мог. Разве что стук собственного сердца.

— Прежде чем ты задашь этот вопрос, — услышал я голос Мэл, — я сама отвечу — это не ребенок Роба. Можешь считать меня старомодной, но я не могу спать с мужчиной, которого не люблю. А я его не любила.